— Не надо делать из меня дуру, Даниил. Что это? Неужели ты думаешь, что я не узнаю узор? Этих шрамов не должно быть тут… у тебя. — Она удерживала его взгляд, а ее пальцы, будто сами собой, скользили по его коже, повторяя столь знакомый им узор. — Кто сделал это? — Он видел непонимание и ужас в ее серебряных глазах. — Как? Зачем?
Даниил покачал головой. Он перехватил ее руку и сжал в своей ладони.
— Никто, Иллия. Я сам. — Он прижал свободный палец к ее губам, не давая прервать его. — Сам. — Он смотрел на нее. — Я никогда не был свободен, и мне нужна свобода без тебя, малыш. Ты спрашивала, что я знаю о твоей боли — я знаю о ней все. Я был с тобой каждую секунду становления. — Его палец заскользил, обводя контуры губ, соскальзывая на скулу. — Не мог позволить проходить тебе одной через это. — Его пальцы переместились к ушку девушки, где на внутренней поверхности козелка, он ощутил шероховатость. Его клеймо. Единственная физическая боль, причиненная им Иллие. То, что связало их. Что помогало ему найти ее сознание в том океане боли, и не дать любимой раствориться в нем. — Ты — единственная свобода, о которой я когда-либо мечтал.
Иллия почти не дышала. Она уже не знала, чему верить. Их глаза не разрывали контакта, словно боясь разрушить хрупкую связь, которая так отчаянно желала возродиться.
Но разумно ли было со стороны Селены позволить это? Так долго жить с верой в его предательство. Слышать все, что говорил Килим, на чем настаивал Арман. Было трудно отбросить эти десять лет. Девушка сильнее закусила губу. А хотела ли она и дальше быть Селеной?
Сейчас, впервые за эти годы, она дышала, а не удовлетворяла потребность тела в кислороде. Ее кожа горела там, где его пальцы прикасались к ней. Да что там, кожа вспыхивала даже там, куда просто падал его взгляд. Иллия все уверенней разрывала тесную, подогнанную под мерки традиций оболочку Селены.
Но не слишком ли легко она забывает все, через что прошла? Вся физическая боль, через которую ее проводил Конклав, не могла и на сотую долю сравниться с болью душевной, когда он не пришел за ней, когда Килим рассказал Иллие о предательстве. Но Иллия не верила, отрицала, ждала…
Ждала, пока количество истекших минут не сложилось в такой огромный ворох дней и лет, что девушку погребло под ним. И Иллия не захотела выбираться обратно. Она затаилась и спряталась, надев обличье Селены.
Стоило ли теперь рисковать?
Иллия не была уверена, что знает верный ответ на этот вопрос. Наиболее очевидный для девушки ответ, казался самым ошибочным с высоты ее опыта и знаний о реальности, окружающей Дочь. Но имело ли это хоть какое-то значение? Илли сомневалась, что у нее достанет сил, и главное глупости, сказать «да». Пусть даже потом опять будет боль.