— Эх-ма… — Фраерман залез в кабину, сел, сунул ноги на педали под ремни. «Ну и вонь. Видно, Гад недаром лапы бензином тёр…»
Гад Соломон действительно красной краски не пожалел. Всё внутри кабины было в жуткой абракадабре знаков. Магия не магия — воняло не каббалой, а конкретно суриком.
«Ладно, поц, я тебе покажу кошер, — беззлобно ругнулся Фраерман, отрегулировал сиденье под высоту прицела и принялся застёгивать ремни. — И сгущёнку с шоколадом, и мацу. Все твои художества, так растак. Да тут никаким бензином не ототрёшься…»
Привычно открыл краник бензобака, подсоединил к разъёмам ларингофоны и телефоны и стал накачивать топливо в систему — пора было пускать и прогревать мотор. Теперь — подключить к процессу бортовой баллон, тумблером подать питание с аккумулятора и громко крикнуть Гаду Соломону:
— От винта!
Услышав ответное: «Есть от винта», открыть воздушный вентиль самопуска и снова громко крикнуть Соломону:
— Воздух!
— Есть! — отозвался тот. Быстро сел на корточки и принялся крутить кран мобильного аэродромного баллона. — Ща, будет вам воздух…
Винт пришёл в движение, сделал оборот, Фраерман, не мешкая, нажал вибратор, подождал немного, повернул магнето и удовлетворённо крякнул, услышав ровный гул. Сотня дюжин лошадей под капотом его «Яши» ожила, встрепенулась, забила копытами. Пора было брать этот табун в надёжные руки.
«Хава нагила, хава нагила… — Фраерман оценивающе посмотрел на приборы, плюнул сквозь зубы на измятую траву, подержался, проверяя, за ручку управления и взглянул на авиачасы. — Уж Герман близится, а полночи всё нет… Ну где они, эти хреновы ракеты?»
Он был хмур, сосредоточен, спокоен и в меру зол, как всегда перед вылетом. Давление масла в норме, температура воды тоже, истребитель надёжен, ухожен, снаряжён… Теперь все зависит от него, Жида Порхатого. От его умения, силы, сноровки и воли. И дай-то Бог, чтобы ещё немножечко помогли эти вот письмена, нацарапанные, как курица лапой, Соломоном. Плевать, что вонючие, лишь бы выручили в нужный момент…
Двигатель как раз полностью прогрелся, когда, перекрывая его шум, подал голос Соломон:
— Фима, ты это видишь? Похоже, это светит тебе.
В небо, с шипением разгораясь, веером взмыли три ракеты — белая, зеленая, красная. Часы показывали ровно полночь.
— Убрать колодки! — рявкнул Фраерман и сказал в рацию: — «Лето», это девятый. Разрешите выруливать на взлёт?
— Девятый, взлёт разрешаю, — ответили с КП полка, и неожиданно регламент нарушила совсем не лётная и совсем не к месту ремарка: — И не забудьте, девятый: товарищ Каганович…