Турнир (Самохин) - страница 32

– Чего давать-то? – спросил Лис.

– Покажи, что умеешь.

Поднявшись со скамьи, пленник подбросил мяч в воздух, несколько раз ударил головой, дал прокатиться ему по груди, принял на бедро, перекинул на другое и, опустив на подъем стопы, начал методично набивать. Где-то на двадцатом ударе мяч изменил цвет.

Сначала он стал бледно-зеленым.

– Смотри-ка, бол признал парня! – с некоторой ноткой удивления произнес Шой Та, наблюдая сквозь прикрытые веки.

– Значит, не наврал, – меланхолично отозвался Ал-Шот.

Затем цвет поменялся на темно-синий.

– Первая лига, не меньше, – присвистнул кривоносый стражник.

– Можно подумать, ты видел ее. – Ал-Шот смачно плюнул на землю.

– Я в оцеплении стоял на княжеский Кубок, – равнодушно возразил Шой Та, полностью открыв один глаз.

Мяч моргнул, помутнел, окутавшись серебряными искрами, и сделался ярко-фиолетовым.

– Имперская Лига! – восхищенно охнул кто-то из двоих.

– Век воли не видать! – вставил другой и, чуть подумав, старательно, по слогам добавил: – Во-би-ляд!

Еще одна метаморфоза и цвет стал угольно-черным. На миг показалось, что сама бездна смотрит, не моргая, подкидываемым в воздух мячом.

– Эй-ей, парень, опусти бол на землю, – встревожился Ал-Шот, с опаской отодвигаясь на край лавки.

Лис, словно очнувшись от какого-то наваждения, недоуменно посмотрел на стражника, перевел взгляд на мяч и, удивленно свистнув, поймал его в воздухе.

– Что это с ним? – спросил он, с интересом разглядывая снаряд.

Ответил Шой Та, испугано вытирая пот со лба:

– Что-что… в игру хочет, что же еще. Да только нельзя ему, когда защиты нет.

– Какой защиты? – не понял Лис.

Мяч вновь стал прежним – желтым.

– Магической, какой же еще? – облегченно выдохнул стражник и подозрительно сощурился: – Ты наставник или где? – и тут же, без перехода, попросил: – Покажи еще что-нибудь.

– А что? – дернул плечом Лис.

Кривоносый покрутил головой в поисках мишени и, сверкнув печаткой, указал:

– В дверь канцелярии сможешь попасть?

Лис задумчиво прикусил губу: до цели, темным пятном выделяющейся на фоне белых стен одноэтажного домика, было метров тридцать. Неуверенно кивнув головой, он подкинул мяч чуть вперед и с лету пробил. Бол, мгновенно окутавшись золотистой дымкой, завис на долю секунды в воздухе, и стремительно рванул, оставляя за собой искрящийся шлейф.

Дверь открылась. На крыльцо, зевая и щурясь от солнечного света, выполз десятник. Босой, в полотняных штанах и холщовой рубахе навыпуск. Мяч звонко вонзился промеж испугано округлившихся глаз. Мгновенье спустя в воздухе мелькнули грязные пятки, и раздался грохот. Дверь захлопнулась.