В груди Николая похолодело: командир батареи не выстрелил, а швырнул пистолет в голову японца. Николай бросился вперед, как-то боком отбил плоский штык от груди Гусева, ударил прикладом по лицу ближайшего солдата, но сам отлетел в сторону и упал…
Николай вздрогнул: кто-то положил на его плечо тяжелую руку. Подняв голову, он увидел капитана Гусева.
Капитан присел рядом на пустой снарядный ящик, отставил в сторону японскую винтовку, которую принес с собой, и протянул открытый портсигар.
— Закури.
Капитан, кажется, первый раз заговорил с Николаем на ты. Николай видел, что пальцы командира батареи дрожат, но не так сильно, как у него.
— Махорки хочется. Говорят, крепче.
— Не завернуть сейчас.
— Что это? Страх? — спросил Николай, когда закурили.
— Страх не страх, а нелегкое дело штыковой бой. Я шестой раз схожусь врукопашную, и после всегда такое состояние…
— А у меня голова болит. Круги желтые перед глазами, — виновато пожаловался Николай.
— Еще удивляешься! Тебя офицер лопатой по каске ударил. Больше часа без сознания лежал.
Николай взглянул на свою каску, лежавшую у его ног. На ней была продолговатая вмятина с трещиной посредине.
— Здорово!
— Попади чуть в сторону — разрубил бы плечо… Папиросы хватило ненадолго. Закурили по второй.
— Выручил ты меня сегодня, — вдруг сказал капитан. — В пистолет попал песок. Стал стрелять — заело… Если бы не ты, конец мне.
Капитан замолчал. Николай не знал, что ответить. Да и зачем говорить об этом?
— Вот одно непонятно, — продолжал капитан. — Почему у нас любят говорить о самураях в восторженном тоне? «Они такие, они сякие», — передразнил он кого-то и плюнул с досады. — Ни черта нет в них геройского! В атаку прут пьяными! Хотя вообще-то японская армия не слабая… Драться могут.
Постепенно нервы успокаивались.
— Давно куришь? — спросил капитан.
— Раньше не курил.
— А сегодня двух папирос не хватило? — усмехнулся Гусев. — Ну, ничего. Покончим с японцами и бросим.
— Товарищ капитан, вы… нарочно вызвали огонь батареи на себя? — спросил Николай.
— Да, — ответил капитан, бросив окурок на дно траншеи и аккуратно придавив его носком сапога. — Иначе нас смяли бы. И вот что, Снопов. Хоть, может, сейчас и не совсем время говорить об этом, а скажу. Сам ты работаешь хорошо, в бою молодец, а с комсомольской работой у тебя слабина. А ведь в тебя поверили, избрали тебя секретарем комсомольской организации. Тебе обязательно надо бывать на огневой позиции. Правда, иные говорят, что во время войны не лекции читать, а врага бить надо. Неверно это. В бою нужны твердые, убежденные люди. У тебя есть агитаторы среди комсомольцев. Надо подсказать им, чтобы поинтереснее проводили беседы. Они ведь другой раз замечательнейшую историю так расскажут, что блохи с тоски дохнут! Понимаешь меня?