Она отогнала от себя чувство бессилия. Наверняка существует способ найти Арона, если он, разумеется, в Австралии. Он из тех людей, которые никого не оставляют безразличными. Познакомившись с Ароном, забыть его было нельзя.
Луиза уже собралась уходить из ресторана, когда услышала, что за соседним столиком какой-то мужчина говорит по-шведски по мобильному телефону. Говорил он с женщиной — это Луиза услышала — о ремонте автомобиля. Закончив разговор, мужчина улыбнулся ей:
— It is always problems with the cars. Always[4].
— Я говорю по-шведски. Но я согласна — машины вечно барахлят.
Мужчина встал, подошел к ее столу, представился — его зовут Оскар Лундин — и крепко пожал ей руку.
— Луиза Кантор. Красивое имя. Ты здесь на время или иммигрантка?
— На короткое время. Не пробыла здесь еще и суток.
Показав рукой на стул, он поинтересовался, может ли присесть. Официант перенес его чашку с кофе.
— Прекрасный весенний день. Еще прохладно. Но весна приближается. Никогда не перестану восхищаться этим миром, где весна и осень могут следовать друг за другом, хотя их разделяют моря и континенты.
— Ты давно здесь живешь?
— Приехал в сорок девятом. Мне было девятнадцать. Вообразил, что здесь можно грести деньги лопатой. Мои школьные познания никуда не годились, но я любил сады, растения. Знал, что всегда смогу обеспечить себя, подрезая кусты или приводя в порядок фруктовые деревья.
— Почему ты отправился сюда?
— У меня были чудовищные родители. Извини за откровенность. Отец — священник, ненавидевший всех, кто не верил в его Бога. Я вообще ни в кого не верил, и он считал меня богохульником и избивал до полусмерти, пока я не вырос и не смог дать отпор. Тогда он перестал со мной разговаривать. Мать вечно пыталась нас помирить, она была доброй самаритянкой, которая, к сожалению, вела невидимую бухгалтерскую книгу и не делала ничего, чтобы облегчить мне жизнь, поскольку требовала взамен благодарности. Она заставляла меня демонстрировать мои сокровенные мысли, муки совести, чувство вины за все то, чем она пожертвовала, — выжимала меня как лимон в давилке. И я сделал единственно возможное. Уехал. Прошло уже больше полувека. Я ни разу не возвращался. Не поехал даже на их похороны. У меня там осталась сестра, с ней я говорю каждое Рождество. А так я здесь. И стал садовником. У меня собственная фирма, которая не только подрезает кусты и приводит в порядок фруктовые деревья, но и разбивает целые парки для тех, кто готов платить.
Он допил кофе и передвинул стул, подставляя лицо солнцу. Луиза решила, что ей терять нечего.