Настасья быстро, потому что без шубы, перебежала через двор, Данила за ней. И снова они оказались наедине, но только тот первые порыв, с которым оба не совладали, уже был стреножен, взнуздан, силком загнан в тесное стойло.
— Ну-ка, куманек, что ты про Авдотьицу проведал?
— Не о том спрашиваешь, кумушка. Ты спроси — о чем Авдотьица проведала.
Данила иногда соображал удивительно быстро. И теперь, спеша следом за кумой по снегу, решился договориться с ней о взаимопомощи без лишних рассуждений.
— И о чем же она, свет, проведала?
— Мы, конюхи, народ подневольный, государеву службу исполняем… начал парень издалека, примерно так же, как это проделывали старшие товарищи, объясняя человеку непосвященному свои поступки. — Ты, поди, и сама знаешь, что значит государевым конюхом быть.
— Да уж, — согласилась Настасья. — Наслышана…
— Просил я Авдотьицу кое-чего для меня разведать, и она ходила, и разведала, и еще хотел просить — а она и пропала.
— Хоть рассчитался за услугу, куманек?
— Нам для этого нарочно денег выдали.
Настасья помолчала.
— Ведь правды все равно не скажешь, — заметила она.
— Не могу, кумушка.
— А что можешь?
— А ты мне вот что скажи… Коли ответишь, то, может, и сами Авдотьицу сыщем. Ты скажи — часто ли скоморохи детей со дворов сманивают?
— Да ты умишком повредился!
— Что — ни разу такого не было?
— Да своих не знаем куда девать!
— Тогда другое скажи — драки между ватагами бывают?
— Бывают, — согласилась Настасья. — На Масленицу. А так — очень нужно Николе-угоднику постараться, чтобы две ватаги в одном сельце свести. Мы ведь только на Москве и встречаемся.
— И только на Масленицу?
— Нет, на Великий пост тоже! Сидим рядком на паперти, корочки грызем!
— А могло ли быть, что вскоре после святок два ватаги на Москве объявились?
— Что-то ты кругами ходишь, куманек. Спрашивай прямо, шут б тебя побрал!
— Коли прямо — не знаешь ли, в какой ватаге парнишка лет десяти до смерти замерз? Было это на Тимофея-апостола. Парнишечка сколько-то дней пролежал в избе Земского приказа, потому что скоморохи сами за ним идти боялись, а потом подговорили человека, ткача из Хамовников, и он тело увез. Я Авдотьице заплатил, чтобы она это дельце разведала — а она, как узнала про того ткача, так и пропала.
— На Тимофея-апостола, говоришь? А с чего драку между ватагами приплел?
— Парнишка ночью убегал откуда-то, с испугу в распряженные сани под рогожу забрался. Там и замерз. А с чего бы ему зимней ночью на улице околачиваться, кого ему пугаться? Что-то страшное стряслось — он и удрал.
— А Авдотьица сгинула после того, как тебе про это донесла?