После того как Керим, перевел это татарину, мне показалось, что у того от ярости глаза вылезают из орбит, и он быстро начал лопотать, пытаясь прожечь во мне взглядом дырку.
– Он будет с тобой биться, Богдан, луком и стрелой, так как ты сказал. И сказал, одной стрелы ему хватит.
– Вот и ладно. Поеду я батьку, там Иван на переправе ждет.
– Езжай с Богом, Богдан, не бей там никого.
– Так то уже, батьку, как получится. Мне с того радости нет. – Развернул свою кобылу, и рысью поехал к берегу.
– Ну вот Керим, и решилось твое дело, а ты не верил. Теперь толкуй этому татарину и всем остальным так. Просил он поединок за свою службу, принял наш казак его вызов. Теперь его часть уговора осталась. Если нарушит слово, в страшных муках смерть примет. Остальных тоже порубим, откуп не возьмем, мое слово твердое. Купцу скажи, пусть отберет троих, кого вестовыми за откупом и поединщиком пошлет. И пусть добре запомнят, сколько за кого назначено. Откуп за них, за коней, за доспехи, оружие и припас на дорогу, с купца спросим, он за то в ответе. Еще всем скажи. Кто свой доспех, коня, оружие или еще что, у нас потом откупить захочет, пусть подходят по одному, торговаться будем.
– Георгий, ты в счете силен, запоминай, сколько с кого золота брать, и складывай вместе.
– Казаки, скажите Нагныдубу, пусть оружие сюда везут, будем его обратно татарам продавать. Даст Бог спокойную переправу, слово даю, месяц подряд, каждый день буду в церкви молиться, и свечки ставить.
Переправившись на правый берег, мы, спрятав лодку в ивняке, надежно привязали веревку к старой иве растущей над самой водой. Сами направились по едва заметной тропинке, вверх, на кручу, к одинокому дубу, хорошо заметному со всех сторон. Осмотрев следы, Иван, рассказал, как обычно тут располагался лагерь. Посоветовавшись, мы решили разделиться. Иван ушел в лес, который располагался в ста пятидесяти шагах ниже по склону, мне пришлось обустраивать лежку в тридцати шагах от дуба. Постелив под низ, овечьи шкуры, и накрыв их маскхалатом, внимательно осмотрел, как это выглядит со всех сторон, и оставшись довольным увиденным, залез под маскхалат. Как вспоминали девки, по приезду, двое отправлялись в лес за сушняком, двое оставались оборудовать лагерь. Иван подтвердил, что и они, так лагерь готовили. Иван должен был разобраться с двумя в лесу, и под видом одного из них, нагрузив коня хворостом, и прикрывшись ним, подойти на дистанцию прямого выстрела. После этого, мы вдвоем нападаем на оставшихся в лагере. При этом мы громко разговариваем по-татарски, чтоб у пленных девок сложилось впечатление, что напали татары. До заката еще оставалось время, и вызвав Богдана любоваться величественным видом реки, и бескрайней степи, который открывался с днепровской кручи, хотел немного отключиться и попытаться вспомнить что мне известно об этой эпохе, но с удивлением обнаружил что старый фокус не проходит, не удается отключиться от каналов восприятия. Все происходящее вокруг, воспринималось мной как зрителем в кинотеатре и даже больше, я не только все видел, слышал, но и ощущал. То ли день был тяжелый, то ли мы с Богданом, уже не могли разделить наши восприятия, как, например, практически сразу оказались смешаны наши моторные функции. Размышлять и экспериментировать перед боем, было бы верхом глупости, поэтому оставалось максимально расслабиться и отдохнуть, насколько это было возможным.