Мука разбитого сердца (Акунин) - страница 5

Незнакомец услышал «милостивого государя», разглядел шнурок по краю погона и сменил тон:

– А, вольнопер, – снисходительно пробасил он. – Извиняюсь. Не разглядел. Вам кого?

У Алеши сжалось сердце. Съехали! Вот и горничная не злющая мымра Степанида, а какая-то неведомая Глашка.

– Я к Серафиме Александровне Чегодаевой… Они что, тут больше не живут?

Офицер чуть нахмурился. Невежливо ответил вопросом на вопрос:

– Вы, собственно, кто?

– Романов, Алексей Парисович.

Вдруг Алешу осенило. Антония Николаевна рассказывала про какого-то своего двоюродного племянника.

– А вы, наверно, Симочкин кузен из Тулы? – заулыбался молодой человек. – Антония Николаевна говорила, что вы артиллерист. Наверно, перепутала. Знаете, женщинам всё едино…

– «Симочкин»? – повторил интендант голосом, который не предвещал ничего хорошего. – Однако… Я не кузен и в Туле отродясь не бывал. – Обернувшись, загадочный господин крикнул. – Лапусик! К тебе какой-то господин Рубанов!

– Романов, – смертельно побледнев, пролепетал Алеша.

Ему показалось, что в прихожей вдруг стало темно, а стены будто качнулись и стиснули коридор, который сделался похож на мрачное, бесприютное ущелье.

Но раскрылась белая дверь, из нее хлынул яркий электрический свет. В дверном проеме стояла Симочка в красном шелковом халате и папильотках.

Она увидела гостя, сразу всё поняла и схватилась за сердце.

– Ах! Алеша… То есть Алексей Парисович! – с удивительной быстротой поправилась она и, решительно сжав кулачки, заговорила быстро и твердо. Очевидно, не раз воображала себе эту сцену и была к ней готова. – Я хотела тебе… то есть вам написать, но… всё не могла собраться… Это Михаил Антонович. Мой муж. Мы только что вернулись из свадебного путешествия. Ездили на воды, в Кисловодск. Всего на неделю. На больший срок Мишеля не отпустили. Война, а он так нужен на службе! Вы, Алеша, наверное, к маме? А они со Степанидой переехали. Мишель снял им чудную квартирку на Литейном.

Муж слушал и наливался опасным багрянцем. Кажется, басне про маму не поверил.

– Ах, милый, это же Алексей Романов! Я тебе рассказывала! – всё быстрей тараторила Сима, теребя своего Мишеля пальчиками за рукав. – Ну, которому мама так покровительствовала. У него еще баритон. Неужели не помнишь?

Она говорила что-то еще, но бедный, раздавленный Алеша уже не слушал. Он опустил глаза, чтобы не видеть раскрасневшегося от вранья личика своей невесты. Взгляд упал на ее щиколотки, розовевшие в обрамлении туфелек беличьего меха.

Сердце сжалось, в груди будто что-то хрустнуло.

Когда Мишель, сменив гнев на милость и даже выказав деликатность, вышел из коридора, Сима перешла на шепот, даже прижалась на миг. Губам стало горячо и влажно – то ли поцеловала, то ли слезой капнула. Алеша не разобрал, ибо пребывал в оцепенении.