— Да говорю же тебе, никому я ее не продавал.
— Продавал не продавал, а это земля Педро Парамо. Стало быть, он так распорядился. Дон Фульгор к тебе не заезжал?
— Нет.
— Значит, завтра приедет. А не завтра, так в другой день.
— Ничего он тут не добьется. Скорей уж порешим друг друга: либо он меня, либо я его.
— Ну что ж, зятек, когда так, — мир праху и да почиет в бозе, аминь! Раз ты сомневаешься.
— Ничего, шурин, еще увидимся. Ты обо мне не беспокойся. Зря, что ли, мать меня малого драла? У меня шкура дубленая, выдержит.
— Тогда до завтра. Передай сестре, что нынче я у вас ужинать не буду. Неохота мне потом говорить: «Мы с ним последний вечер вместе провели, у него дома».
— Ладно, передумаешь — возвращайся, оставим на твою долю.
Удаляющийся стук сапог, затихающее звяканье.
— Я приеду за тобой завтра чуть свет, слышишь, Чона! У меня уже и мулы приготовлены.
— А что, как отец с горя помрет? Старый ведь он совсем… Никогда себе не прощу, если с ним по моей вине что случится. Одна я у него на свете. Кто без меня за ним присмотрит? Ни подать, ни убрать некому. И что тебе неймется? Увезу да увезу. Потерпи, недолго осталось. Папа не жилец.
— Прошлый год ты мне то же самое говорила. А после еще меня же и стала корить, что, мол, на рисковое дело у меня пороху не хватает, но самой-то тебе, дескать, все опостылело, хоть сейчас в дорогу. Так вот, мулов я достал, дожидаются наготове. Едешь?
— Погоди, дай подумать.
— Знала бы ты, Чона, как ты мне нравишься! Нет больше моих сил терпеть! Едешь — хорошо, не едешь… все равно поедешь!
— Погоди, дай подумать. Могу я его бросить? Сам рассуди. Подождем уж, пока умрет. Ему недолго осталось. Тогда открыто с тобой уеду, не надо будет тайком увозить.
— Это ты еще прошлый год говорила.
— Ну и что?
— А то, что теперь я мулов нанял. Мулы дожидаются, ясно тебе! За тобой одной дело стало. А старик твой и без тебя обойдется, не пропадет. Ты красивая, молодая. Мало, что ли, сердобольных бабок кругом? Сыщется для него сиделка.
— Не могу я.
— Можешь.
— Не могу. Жалею я его, понимаешь? Отец ведь он мне, не кто-нибудь.
— Коли так, нечего и говорить. Поеду к Хулиане, сохнет по мне девка.
— Поезжай. Я тебя не держу.
— Так что? Приезжать завтра?
— Нет. Больше ко мне не приезжай.
Шорохи. Чей-то говор. Неясные шумы. Песня вдали.
Она платочек мне подарила,
кайму слезами вышила…
Высоко, на фальцете, выводят мелодию мужские голоса. Не знать — скажешь, поют женщины.
Показались повозки. Неторопливо шагают в упряжке волы. Скрежещут по камням колеса. Возчики плетутся, словно спят на ходу.