Сейчас он сказал:
— Кресты эти ты сам же и продаешь. Я ведь видел.
Но Кузька ничуть не обиделся.
— Вот и дурак. Если кому я не продам, то они ночью сами возьмут. Это уж закон жизни: какого товару в продаже нет — тот больше и воруют.
— Так уж все и воруют?
— Не все, конечно. Если все воровать станут, то у кого же красть? Нет, честных еще много.
Сначала Сеня думал, что если молчать, то Кузьке надоест говорить, но скоро убедился, что это неверно. Он все равно говорил.
— По-всякому люди воруют: кто силой, кто хитростью, а больше обманом. На том жизнь вертится…
Он продолжал говорить даже тогда, когда Сеня встал и пошел от него. Он тоже побрел за Сеней, раскачиваясь и сильно отмахиваясь длинными руками.
— Жизнь вертится, а людишки помирают один за другим. Все вот тут лягут, под кресты, под звездочки. Рядом будут лежать: злые и добрые, начальники и так просто, неизвестные люди. И на каждую могилку я, захочу, плюнуть смогу.
Он и в самом деле плюнул на чью-то могилу.
— Вот, видал?
— Дурак ты, — не оглядываясь, сказал Сеня и вздохнул, зная, что и на это Кузька не обидится. Ничем его не проймешь.
Ю. Рак все еще стоял на высоком крыльце, заложив ладонь за борт кителя и пронзительно глядя куда-то вверх. Его ежиковые волосы стояли непоколебимо, как проволочные.
— И он тут ляжет когда-нибудь. И я приду и плюну на его могилку, если захочу.
— А за что же? — спросил Сеня.
— У каждого человека есть за что.
— А если он на тебя?
— Он? Нет. Начальники над живыми любят покуражиться. Мертвых они уважают.
Широко расставив ноги в солдатских сапогах, фронтовичка стояла на каменных плитах паперти. Правая рука, согнутая в локте, кулак под высокой грудью — как будто все еще сжимает автомат. На груди две медали. Стоит, как часовой. Что она охраняет?
Из распахнутых дверей доносилось певучее бормотание и возгласы попа Возражаева. Иногда старухи подпевали ему скулящими, повизгивающими голосами.
Увидав Сеню, фронтовичка спросила:
— А ты тут зачем?
— Живу я здесь.
— Разве на кладбище живут?
— Некоторые живут, которые здесь работают.
— Ты здесь работаешь! Почему?
Почему… А разве он знает, почему. Не желая отвечать на этот вопрос, заданный, как он считал, из простого любопытства, Сеня поднялся по каменным ступенькам и независимо прошел мимо нее прямо в церковь.
Сначала ему показалось, что в церкви очень темно и желтенькие язычки свечей только усиливают мрак. Потом он разглядел толстые пыльные столбы света, падающего из-под купола. А вот и сестры, они прижались друг к другу, и младшая крепко держится за локоть старшей. В ее испуганно расширенных глазах дрожат желтые огоньки. Черные старухи без движения стоят вокруг гроба, который словно плывет по волнам пыльного света.