— Здравствуй, Сеня!
А он, все сияя и смущаясь, торопливо вертел в руках рубашку и никак не мог надеть ее.
— Простите, Елена Сергеевна, я сейчас. Я только с работы.
— Я вижу. А ты не торопись и сначала возьми полотенце.
Он схватил полотенце, висевшее на заборе.
— А я вот на заводе работаю. Учеником слесаря. И здесь живу, в этом доме. Хороший дом, верно?
— Хороший. — Она посмотрела на окно верхнего этажа. — Ты там живешь?
— Да. Как вы угадали? Называется мезонин. Может быть, вы зайдете?
Она согласилась, и он повел ее в мезонин по ступенькам, скрипящим на все лады. Он сообщил, что эта лестница за свои музыкальные качества называется «бандурой». Под ее аккомпанемент он сообщил, что живет в комнате, которую раньше занимала Марина со своей мамой, и что владелец всего мезонина, Володька Юртаев, очень хороший парень. Больше ничего он не успел сообщить, потому что «бандура» скрипнула своей последней ступенькой, и Сеня распахнул дверь в свою комнату и включил свет.
Очень хорошая комната, с большим окном и дверью на балкон. Старые, выцветшие обои, низкий потолок из потемневших досок и очень чистый пол. Мебели было немного: кровать под серым одеялом, столик, покрытый пестрой скатертью и поверх скатерти еще и газетой. Кроме этого стояли две табуретки и стул, покрашенные одной и той же зеленой краской.
— Не хватает инструмента, — сказала Елена Сергеевна и сама не заметила, что это замечание прозвучало как вопрос.
А Сеня заметил, но от ответа уклонился.
— Был тут инструмент, Маринкина мама из театра привезла. Обратно забрали.
Тогда она прямо спросила:
— Скучаешь?
Он ничего не ответил.
Она подошла к балконной двери. Внизу, как зеленый ковер, расстилался большой двор, огороженный забором. За ним неясно вырисовывались еще дворы, такие же большие и темные, и везде среди оголенных деревьев деревянные и, редко, каменные дома.
— А ты вырос за это время. Совсем взрослый стал. На заводе нравится?
— Когда как. Ребята у нас хорошие. Очень хорошие. Таких дружных я еще не встречал. Вы бы их видели! А дисциплина — не то что в училище.
Елена Сергеевна прошла через всю комнату к столику и села на зеленый стул. Она сразу отметила увлеченность своего бывшего ученика новой обстановкой, новой работой, а больше всего новым коллективом. Она умела понимать простые человеческие чувства и порывы. А самое трудное и самое сложное в человеческом поведении — именно вот такие простые чувства.
— Что ты там делаешь, на заводе? Пушки?
Он сидел против нее, положив потемневшие от работы ладони на колени.
— Пушки? Нет, не только. Мирная продукция. Вот что.