— Какой-то ты угловатый стал. О пальцах и говорить нечего. Гаммы не сыграешь.
Ей показалось, что в его глазах мелькнуло недоумение. Он пошевелил пальцами и спросил:
— А надо?
И его недоумение, и этот вопрос очень обрадовали Елену Сергеевну. Она торопливо проговорила:
— Ты сам очень хорошо знаешь, какой музыкант мог бы из тебя получиться. И как я в тебя верила.
— Гамму-то я сыграю. — Он снова улыбнулся. — Мне мастер говорит, что у меня пальцы так развиты, как у хорошего слесаря. Он даже подумал, что я уже и прежде работал слесарем. А я сказал ему, что я музыкант и что пальцы оттого так развиты. Оказывается, одно другому помогает. Гамму сыграю, а больше, наверное, ничего.
— Не знаю, — перебила его Елена Сергеевна. — Музыка не терпит совместительства.
Он не ответил, и она замолчала, смущенная и его радостным удовлетворением своим новым положением, и его уверенным тоном, и тем, что он так вдруг вырос и возмужал. Когда была их последняя встреча? Полгода с той поры не прошло, а можно подумать, что, по крайней мере, пять лет. И это сделала с ним не музыка, а работа на заводе. Самостоятельность. Вот чего не хватает в училище. Студентов мы все еще считаем детьми. Недорослями. А тут человек вдруг встал на ноги.
С музыкой покончено. Это она отметила почти в самом начале разговора и ничего не стала говорить о возвращении в училище. Хотя это было то самое главное, с чем она пришла сюда.
Приступая к другому делу, она осторожно спросила:
— Про маму узнал что-нибудь?
— Нет, ничего не узнал еще. Дали мне адрес командира партизанского отряда, где она воевала. Написал я ему, уже давно, и никакого нет ответа. Да и не очень-то жду. Адрес-то московский, а он, скорей всего, на фронте. А куда еще писать, я не знаю. Нет, скорого ответа я не жду. Да и вообще…
Тут он заметил, как Елена Сергеевна улыбнулась одними только глазами и постучала ладонью по столу. Так она стучала о крышку рояля, если ученик начинал фальшивить. Значит, он не то сказал? Соврал? Сеня и сам знал, что соврал, — разве он перестал надеяться на встречу с мамой? Да он только этим и жил!
— Дай мне адрес этого командира, — потребовала Елена Сергеевна. — Я должна сама написать ему.
Она это так сказала, что Сеня и не подумал даже, по какому праву бывшая его учительница вмешивается в его личное дело.
— А надо? — спросил он. — Я ведь и сам все пробью.
— Да, я знаю тебя. Ты тоже знаешь, что если я решила, то все равно своего добьюсь.
Она не сказала, что это решение пришло только сейчас — в конце концов, какое это имеет значение, когда оно пришло? Решила — значит, должна сделать, вот что главное. И Сеня дал адрес Бакшина.