Тварь ввинчивалась, вгрызалась в тощую тушку слепой собаки. Снаружи остался только поджарый копчик, потом исчез и он. Кровь перестала сочиться, труп собаки замер.
Шли часы, тело оставалось неподвижным. Тварь получила достаточно строительного материала, чтобы нервные клетки росли и делились — для контроля над большим телом их требовалось много. Кроме того, Тварь исследовала мозг слепой собаки, и здесь ее ждало разочарование — если так можно выразиться. На самом деле Тварь не ведала человеческих эмоций, надежды и разочарования были ей равно неизвестны. Однако она убедилась, что мозг более крупного существа не превосходит мозг крысенка. Да, обоняние и слух были развиты лучше, так как им надлежало компенсировать отсутствие зрения. Слепой пес был отчасти чувствителен к аномалиям, способен ощущать радиоактивность, обладал зачатками телепатических талантов. На этом преимущества заканчивались. Крыса превосходила его по большинству параметров, ее мозг был меньше, но лучше подходил для исполнения заложенной в Тварь программы. Тварь не стала отказываться от первого захваченного ею разума, напротив — крысиный интеллект остался основным.
Ближе к рассвету рыжее тело зашевелилось — процесс трансформации был запущен. Стала колебаться температура, поочередно сокращались группы мышц, дергались лапы, напрягались и снова опадали уши, челюсти периодически рефлекторно щелкали, выполняя команды изменяющегося мозга… Заросшие шерстью глазницы начали опухать, наливаться горячими волдырями… Это выглядело бы отвратительно с человеческой точки зрения, но за процессом трансформации никто не наблюдал, а самой Твари были чужды эстетические соображения. Она знала лишь целесообразность и стремилась как можно точнее подготовить тело к исполнению программы.
Когда первые солнечные лучи коснулись верхушек деревьев, тело слепой собаки стала сотрясать дрожь. Конечности стремительно распрямлялись и тут же судорожно подтягивались к животу, мышцы под рыжей шкурой вздувались узлами, опадали и снова напрягались. Опухоли в глазницах лопнули, из прорех выкатились несколько темных капель, смочили короткую шерсть, заплутали в рыжих завитках. Из пасти вытекла мутная жидкость, потом все замерло.
А лес начал пробуждаться. Где-то подала голос пичуга, откликнулась другая… Раздались тяжелые хлопки крыльев, голоса мелких птичек смолкли, на поляну спикировал ворон Замер, кося круглым глазом на рыжее тело, сделал несколько шагов, снова оглядел похожую на собаку Тварь. Ему хотелось отведать мертвечины — он считал, что Тварь мертва, потому что от нее исходил запах смерти. Но ворон чувствовал и другие запахи, потому опасался. Он сделал еще шаг и замер, настороженно блестя глазом.