На это отвечать было уже нечего, и начальство в конце концов решило отпустить Елкина-младшего с миром.
Тем дело и кончилось. Только на всякий случай - в виде предупреждения весь наш класс оставили "без обеда". Вот и все.
***
Как ни требовало начальство от гимназистов дисциплины, справиться с буйной вольницей ему не удавалось. Самых отчаянных ребят ставили в угол, "под часы", к стенке, оставляли на час, на два, на три после уроков, но все было напрасно. В классах по-прежнему играли в "тесную бабу" или "жали масло", то есть усаживались по пять, по шесть человек на одну скамью и так сильно тискали сидящих посередине, что у них перехватывало дух. Чуть ли не каждый день происходили во время большой перемены жаркие кровопролитные сражения. Шли класс на класс, не щадя ни носов, ни зубов, ни стекол, ни парт. Бывали и конные сражения: ребята мчались в бой верхом на своих товарищах, которые с полным удовольствием изображали резвых боевых коней.
А изредка, когда поблизости не было надзирателей, чуть ли не вся гимназия строила на перемене "слона".
Делалось это таким образом. На плечи к самым рослым парням усаживались ребята поменьше, к ним на плечи взбирались те, кто был еще меньше, и, наконец, на самый верх влезали малыши-приготовишки, почти упиравшиеся головами в потолок. Нужно было ухитриться выйти целым и невредимым из такой игры, когда все это огромное живое сооружение внезапно рассыпалось при появлении начальства или по прихоти верзил-старшеклассников, составлявших его основу.
Иногда устраивали поединок между двумя "слонами". Это была опасная забава. В лучшем случае кое-кто из участников набивал себе шишку на лбу, в худшем - дело кончалось вывихом, а то и переломом ноги или руки.
Еще более удалые игры и развлечения затевались в гимназии тогда, когда в пятый класс поступали ребята, окончившие четырехклассную прогимназию в городе Боброве. Это были дюжие добродушные парни, которым некуда было девать свою силушку. Они устраивали настоящие, нешуточные бои - "стенка на стенку", а ночью выворачивали в саду и на улице скамейки и фонари.
Таких "мальчиков" не оставляли без обеда и не ставили "под часы", а вызывали к директору и после двух-трех предупреждений отсылали восвояси.
Чаще всего жаловался на поведение гимназистов учитель немецкого языка, которого наш латинист за глаза шутливо называл "немца".
***
В часы, когда все преподаватели покидали учительскую и, один за другим, шли по длинному коридору в классы, впереди всех несся Густав Густавович Рихман. Высокий, не слишком полный, но довольно-таки упитанный, он шел, озабоченно приподняв правое плечо и крепко прижимая к груди оба журнала для отметок и для записи заданных уроков. Лицо у него было свежее, розовое, губы сочные. Мягкая, закругленная каштановая бородка аккуратно подстрижена. Пуговицы ярко блестели, на вицмудире - ни пылинки. Выражение лица такое, будто он только что проглотил очень вкусную и ароматную конфету.