— Ну, дорогой, пора вставать и чай пить! — услышал он сквозь сон голос и открыл глаза. — Вставайте, вставайте, — говорил Патмосов, стоя подле его кровати, — напьемся чаю и станем на страже. Уже девять часов.
Прохорову казалось, что он спал всего несколько минут. Он быстро поднялся, освежил лицо холодной водою и сел к столу, на котором уже кипел самовар. Алехин сидел за столом, шумно потягивая с блюдца чай в ожидании приказаний Патмосова. Прохоров поздоровался и присоединился к чаепитию.
В дверь раздались три условных стука.
— Пришел! — шепотом сказал Патмосов, поднимая палец. — Теперь внимание! Пожалуйста, дорогой, — обратился он к Сергею Филипповичу, — воздержитесь от всяких возгласов. Вот дырка. Взгляните и, если увидите женщину, скажите, Дьякова это или нет. Сапоги лучше снять.
Прохоров снял сапоги, подошел к стене и жадно приник глазом к просверленному отверстию. В ту же минуту он обернулся к Патмосову с взволнованным лицом и трижды кивнул ему головою.
— Отлично, — шепотом сказал Борис Романович и подошел к другому отверстию. — Теперь внимание!
И они оба замерли, в то время как Алехин в ожидании налил шестой стакан чая.
Дьякова сидела в кресле у письменного стола, одетая в изящный байковый капот со шнурами. В ней нельзя было узнать прежнюю молодую красавицу; она с немой покорностью смотрела пред собою; ни одно движение не выдавало ее волнения или чувств. Раздался стук в дверь. Она подошла, повернула в двери ключ, и Прохоров невольно содрогнулся, увидев вошедшего Чемизова в форме инженера.
— Ты только что встала? — спросил последний Елену Семеновну.
— Да.
— Чай пила? Нет? Ну, так распорядись чаем!
Негодяй разделся. Дьякова позвонила прислуге и, когда вошла Таня, сказала равнодушным голосом:
— Приготовьте чай и сходите за булками.
— Как ты провела ночь? — спросил Чемизов, целуя руки молодой женщины.
Слабая улыбка мелькнула на ее губах.
— Я спала крепко и хорошо, — ответила она. — Ты сегодня проведешь со мною весь день?
— Весь день, моя дорогая. А завтра мы уедем с тобою в Крым.
Лицо Дьяковой немного оживилось.
— Я не знаю отчего, — сказала она, вяло проводя по лицу бледною рукою, — но чувствую себя все время совершенно утомленной и обессиленной. Мне даже начинают казаться забавные вещи. Вдруг горничная называет меня Вассой Алексеевной. Я поправила ее три раза и сказала: "Зови меня Елена Семеновна", — а она опять: "Васса Алексеевна".
— Она глупая, — сказал Чемизов. — Вероятно, эта Васса жила здесь долго, и она привыкла.
Таня принесла чай, булки, масло и сахар и вышла.