– Не знаю. Это зависит от нескольких причин. Но в любом случае – не так долго, как с мистером Вульфом. Он любит задавать вопросы, которые кому угодно покажутся совершенно абсурдными и даже праздными, а я предпочитаю сразу брать быка за рога. Например, когда мистер Вульф спросил вас в тот вечер, не думаете ли вы, что человек, подложивший бомбу, сидит сейчас в этой комнате, вы сказали, что ровным счетом ничего не знаете. Абсолютно ничего. Немудрено – что еще вы могли сказать при них. А как бы ответили сейчас? Не для протокола, разумеется.
– Я бы повторила то же самое. Я ровным счетом ничего об этом не знаю. Извините, мистер Гудвин, я… я устала. Я бы выпила немного… немного виски.
– Пожалуйста. Скотч, бурбон, водка, ирландское виски. Вода, сода, лед.
– Просто виски. Любое – пусть бурбон. Не имеет значения.
Мне не показалась, что она и вправду устала. Пальцы на обеих руках, покоившихся на коленях, поочередно сжимались и разжимались. Она явно была не в своей тарелке. Нервничала или боялась. На кухне, прихватив бутылочку бурбона – не «Тен майл-крик», – и налив в графин воды, я попытался поискать причину – было ли дело только в том, что ей пришлось обсуждать столь интимные вопросы с простым помощником частного сыщика, или в чем-либо другом. Я уже успел поставить поднос с напитками на маленький столик возле ее кресла и вернуться к своему столу, но так и не пришел к определенному выводу. Плеснув себе немного виски, Хелен Лугос осушила стакан в три глотка, состроила гримаску, пару раз сглотнула, потом налила себе воды и залпом выпила.
– Я же говорила вам… – Она поперхнулась, откашлялась и начала снова. – Я же говорила вам, что пью мало…
Я кивнул.
– Могу принести вам молока, но оно считается противоядием по отношению к виски.
– Нет, благодарю вас. – Она еще раз сглотнула.
– О'кей. Значит, вы не знаете, кто подложил бомбу в этот ящик?
– Да, не знаю.
Я вытащил блокнот и ручку.
– Теперь, поскольку микрофоны в этой комнате не установлены, мне придется делать кое-какие записи. Я должен знать, причем поминутно, как вы провели тот самый вторник, двадцатого мая. Завтра исполнится четыре недели с того дня, но вспомнить все подробности вам будет несложно, ведь полиция уже наверняка дотошно расспрашивала вас про это. Все посетители Браунинга проходят через вашу комнату, поэтому нам придется прогнать весь день начиная с вашего прихода. С десяти утра?
– В его комнату ведет еще одна дверь.
– Но пользуются ею не слишком часто? Кроме него.
– Не слишком, но иногда такое случается. Я не собираюсь отвечать на эти вопросы. И мне не кажется, что вы имеете право принуждать меня.