– Права принуждать я, конечно, не имею. Но мистер Вульф не сможет выполнить работу, порученную ему миссис Оделл, если не получит ответы на ряд ключевых вопросов, а это, несомненно, один из таких вопросов. Кстати говоря, в беседе с репортером Кеннет Мир присовокупил, что тот, кто хочет узнать, кто именно и зачем подложил бомбу, должен сосредоточить все усилия на Хелен Лугос. Почему он это сказал?
– Я вам не верю. – Она пристально смотрела на меня. – Я не могу поверить, что он такое сказал.
– Лучше поверьте. Это факт, мисс Лугос.
– Репортеру?
– Да. Фамилию я вам называть не стану, но, если потребуется, готов вас с ним свести, и он сам подтвердит. Для Мира он был не посторонний. Они пели в одном церковном хоре. Но когда он попытался покопать глубже, Мир замолчал. Однако вернемся к моему первому вопросу. Вы пришли на работу в десять часов?
Она ответила, что нет – в девять тридцать.
Даже с моим мелким почерком и умением стенографировать, запись нашей беседы заняла больше четырех страничек моего блокнота. По времени все вышло идеально. Было ровно семь тридцать, когда послышался знакомый грохот, а несколько мгновений спустя в кабинет вошел Фриц и потянулся к дверной ручке. Так уж у нас заведено: если в отсутствие Вульфа я сижу с кем-то в кабинете, а ужин уже готов, то входит Фриц и закрывает дверь в прихожую. Этим мне дают знать, что ужин подан, а также, в случае если я продолжаю беседу, защищают сидящего в столовой и вкушающего трапезу Вульфа от постороннего шума.
Но на сей раз беседу я мог не продолжать, да мне и самому не хотелось. Мне нужно было в спокойной обстановке обмозговать парочку ее фраз и не терпелось попробовать утенка с грибами, канадским рисом и вином, пока он еще не остыл. Это одно из блюд, рецепт которого Вульф и Фриц придумали вместе и назвали «утенок по-американски» – из-за канадского риса, должно быть. Лично я его обожаю.
Я сказал, что она, должно быть, уже устала. Хелен ответила, что да, даже очень, и встала. Я ее поблагодарил, а потом, открывая перед ней входную дверь и прощаясь, поблагодарил еще раз.
Ясное дело, садясь за стол, я не упомянул о ней ни единым словом. Вульф уже произвел вскрытие утенка, следовательно, мои слова расценивались бы как попытка заговорить о деле во время еды, что недопустимо. Зато когда мы перебрались в кабинет и Фриц принес кофе, Вульф первый показал, что неделя бесплодных усилий действует на нервы даже ему, и спросил: «Ну?», прежде чем я взял в руку свою чашечку.
– Нет, – ответил я.
– Совсем ничего?
– Ничего, с моей точки зрения. Насчет вас – не уверен. Как всегда. Вы, разумеется, хотите услышать все дословно?