Страшное приказание было исполнено мгновенно. Истекая кровью, священник лежал на земле рядом с отсеченными рукою и ногою.
Стоявшие близко слышали, как он молился, и невольно крестились.
— Ты! — показал Разин на следующего.
— Невместно и мне свой сан порочить! — ответил третий.
— Ин! — сказал Стенька. Лицо его окаменело в зверском выражении. — Вы ему, казаче, две руки отрубите, а тому, четвертому, две ноги! Так вот! А вы будете крест держать? — спросил он угрюмо у оставшихся.
— Смилуйся! — воскликнул устрашенный молодой священник.
— То-то! Ну, иди, держи крест, — сказал Стенька, протягивая ему крест, — и вы!
Священники подошли и взяли кресты в руки.
— Ну, детки, подходите на целование! — обратился Степан к толпе.
Народ дрогнул и длинной лентою потянулся мимо атамана. Каждый, крестясь, целовал крест, кланялся Разину и отходил в сторону.
Священники стояли бледные, дрожащие от ужаса и держали кресты перед собою, стараясь не видеть страшных трупов своих собратий, залитых кровью. Народ испуганно косился на мучеников, а Стенька Разин, страшный, как карающая судьба, как неведомый антихрист, недвижно сидел на коне.
Часа четыре длилась церемония присяги. Наконец она кончилась, и Стенька облегченно вздохнул.
— Ну, други, вот вы и казаки стали! Нет над вами воевод и бояр. Сами себе вольные! — сказал он. — Разделитесь вы теперь на тысячи, и будут у вас от вас тысячники, а каждая тысяча на сотни, и у сотни свой сотник будет, а сотни на десятки с десятским. Правиться все кругом радою будете. Как што, сверитесь и думайте сообща. А для порядку вам атаманом вот он будет! — Стенька указал на Ваську Уса. — А его есаулами — вот они! — он указал на Федьку Шелудяка и Ивашку Терского. — Им во всем верьте! А теперя выберите тысячников да посылайте их в городок. Дуванить добро станем!
— Многая лета Степану Тимофеевичу! — заревела обрадованная толпа.
— А, испить теперь! — сказал уже весело Стенька и, ударив лошадь, погнал ее в город.
При самом въезде у ворот стояло кружало. Длинная изба с широким навесом, под которым стояли столы и лавки. Вокруг росли тенистые тополи и ветвистые липы.
— Ой, славно! — сказал, осаживая коня, Степан. — Ивашко! — крикнул он Волдырю. — Ну ее, приказную избу! Давай тут пить! Раздобудьте, братья, горилки!
Он слез с коня и сел на лавку. Казаки скрылись и через минуту выкатили бочку.
— А ну, по-казацки! — смеясь сказал Стенька.
В один миг бочку поставили стоймя.
Фролка подскочил к ней и богатырским ударом кулака расколол дно.
— Ото ладно! — одобрил Стенька. — А ну! За качество!
Гришка Савельев спешно подал ему деревянный ковш. Стенька зачерпнул водки и жадно выпил.