Хранить верность той, что его отталкивала, было ему не по силам.
— Ты и вправду считаешь, что я тебя отталкиваю? Ты уверен, что можешь так говорить? — в конце концов, выходя из себя, спрашивала она.
Она не могла допустить такого мнения о себе, поскольку иногда они все же находили взаимопонимание. Он тоже начинал нервничать:
— Да, я считаю, что могу так говорить.
Разлад превращал его в бухгалтера: требовалось ведь подкрепить свои заявления. Если бы она хотела, они могли бы предаваться любви каждый день. Но она соглашалась очень редко. Подсчет был простой: всего она отказала ему около трех тысяч раз. Бланш понимала: он прав. Глаза ее наполнялись слезами. Она любила мужа, но что-то в ней сломалось, а принуждать себя она не хотела.
Он посылал ее к врачу.
— Но что я ему скажу? Говорить-то нечего!
Она считала, что никто не в состоянии помочь ей.
— Я смотрю, тебе на это наплевать.
— Вовсе нет, ведь кончится тем, что ты полюбишь другую.
— Ты все валишь в одну кучу. Я люблю только тебя. И это была правда.
***
И вот появилась другая. Звали ее Полина. Ее имя он узнал не сразу. Но произошло это позже, когда Жиль и Бланш расстались. Пока Бланш была рядом, он никого по-настоящему не любил. Он всего лишь переходил от одного красивого тела к другому. Бланш не смогла вынести этого.
— С меня довольно. Я была у адвоката. Если согласен, можно нанять одного на двоих, будет проще и дешевле.
Она говорила спокойно, и он понял: она и впрямь это сделала. Он не спал всю ночь! Бланш, его Бланш, была способна так говорить, пойти на такое, думать о таком! Как же они в таком случае не похожи друг на друга! Сам он никогда не смог бы положить конец их договору, скрепленному на небесах. «Вечность этого договора необходима, чтобы верить в любовь. Живое чувство не кончается, оно может лишь меняться». Так он думал. Доказательство было в нем самом: он питал еще столько нежности к Бланш. Он сказал ей об этом. Лежа рядом с ней в полутьме их спальни (она хотела было перейти на диван в гостиной, но он умолил ее не делать этого), он тихо спросил:
— Что с нами случилось? Как мы дошли до этого? Ты же знаешь, как я тебя люблю.
Он говорил своим вкрадчивым бархатным голосом, но Бланш перестала на него реагировать.
— Я больше ничего не знаю, — отвечала Бланш ледяным тоном, чтобы не дрогнуть.
Он был поражен тем, до какой степени стойкой и неколебимой она оказалась.
— В глубине меня еще столько нежности к тебе.
— Я тебя больше не слушаю. Поздно, ты слишком Долго ее прятал. Это всё слова. — Он был удивлен. — А ты не заметил? Ты давно уже не нежен со мной.