— Да.
— Ты знал? — Ее брови сошлись вместе.
— Да.
Удивительно, что его откровенность так рассердила ее. Солнечные блики покинули озеро, глаза потемнели и стали синевато-серыми, точно озеро во время шторма.
— Я же видел тебя раньше, — добродушно добавил он.
— Меня? Ты? — удивленно спросила она. — Где?
Он махнул рукой, охватывая жестом всю долину.
— А что ты здесь делаешь? — снова требовательно спросила она.
— Осматриваю то, что будет моим. — В его голосе прозвучала спокойная уверенность.
— Долина? Но она моя!
Он ничего не ответил.
— Сейчас она принадлежит моему отцу, но потом будет моей. Он так сказал!
Гавин знал, что сына-наследника у ее отца не было и что Риа унаследует все, но знание это не сдержало его.
— Она не принадлежит Лаоклейну Макамлейду. Он владеет ею не по праву. Она моя.
Риа была больше заинтригована этим утверждением, чем рассержена. Упоминание об отце успокоило ее. Он был самым сильным и смелым человеком, которого она знала, и он всегда сможет защитить ее или мать. Но слова Гавина стали для нее откровением.
— Ты выродок Лесли. — Она произнесла те слова, которыми отец и его люди обменивались в разговоре между собой, даже не понимая, как это могло обидеть мальчика.
— Да, — спокойно и твердо произнес он. — Я выродок Лесли.
— И ты тоже чокнутый, да?
— Нет. — Он знал о слухах о своей матери, но если она и была нездорова, то это было делом рук клана Макамлейд. А бывало, что несколько месяцев в семье у них все было нормально. — Я не чокнутый.
— Я рада.
Его губы изогнулись при этих простых словах. Она еще была совершенным ребенком, эта Риа Макамлейд. Он даже не мог припомнить, когда он был таким непосредственным. Шаткое и неуравновешенное психическое состояние его матери заставило его взвешивать каждое слово.
Наконец на его лице появилась улыбка.
— Я тоже рад.
Риа смотрела на него, изумленная переменой. Она уже сочла его жестоким, судя по его густым бровям и темной копне волос, но когда он улыбнулся, его глаза оказались ярко-голубыми, а зубы сверкали белизной на солнце. Он был очень красив, а Риа имела склонность ко всему привлекательному и прекрасному, удивительному к сверкающему.
— Ты мне нравишься, — произнесла она, — но я не могу отдать тебе Галлхиел.
Ее чувство собственного достоинства тронуло его, но сочувственный тон задел, в его голосе прозвучала обида.
— Он не твой, и ты не можешь его отдать. Он будет моим.
— Ты не получишь его, — с изумлением произнесла она. — Мой отец никогда не позволит этого. А твой отец всего лишь его управляющий, и он даже не признает себя твоим отцом.