— Уорсингтон еще не хочет из-за тебя уволиться?
— Понятия не имею. Большую часть времени он проводит в местном пабе. Чем ты еще занималась? Кроме того, что тратила мои денежки? — мрачно добавил он.
— Ходила по антикварным магазинам, — сказала она. — Жаль, что я не смогла показать тебе некоторые вещицы. Но я взяла каталоги, чтобы ты посмотрел их дома.
Он помолчал немного.
— Значит, ты все-таки думала о возвращении домой? Ко мне?
— Кендрик, я простила тебя еще неделю назад, — мягко сказала она. — Все, что ты сказал — это правда. Ты сделал то, что должен был сделать. Уничтожить последнюю из Баченэнов. Мне не следовало принимать это на свой счет.
— Прости меня, Женевьева. Если бы ты только знала, как сильно я сожалею о том, что сделал.
— Я уже забыла об этом.
— Если бы я тебя знал, то никогда бы так не поступил.
— Если бы ты меня знал, в этом не было бы необходимости.
В трубке раздался тихий смех.
— Не хочешь ли ты сказать, что мне достаточно было поманить тебя пальцем, чтобы ты прибежала?
Да, самомнения у него не поубавилось.
— Не слишком ли ты в себе уверен?
— Таким образом я скрываю свою неуверенность.
— Кендрик, я думаю, что у тебя для этого нет повода.
— Я успокоюсь только тогда, когда ты вернешься домой. Оставляй машину в Лондоне и приезжай на поезде. Позже я за ней кого-нибудь пошлю.
— Я должна еще кое-что купить.
— Подарки к Рождеству?
— А ты разрешишь мне остаться еще на пару дней, если я скажу «да»?
— Это зависит от того, что именно ты хочешь для меня купить. Если что-нибудь исключительное, я рассмотрю возможность продления твоего пребывания в Лондоне.
— Как будто ты в чем-то нуждаешься, — пошутила она.
— Все, что мне нужно — это ты, — внезапно голос его изменился. — Приезжай скорее, Джен.
— Неужели ты соскучился по противной Баченэн? — прошептала она. — Кендрик, с возрастом ты стал сентиментальным.
— Если бы это было возможно, ты бы стала де Пьяже, не успев и глазом моргнуть. — Он вздохнул. — Наверное, это не случайно, что я полюбил последнюю Баченэн. Моя мать нашла бы это очень романтичным.
Женевьева закрыла глаза, прислушиваясь к низкому, спокойному звучанию его голоса. Как просто было вообразить, что он настоящий возлюбленный, шепчущий в темноте нежные обещания.
— Джен?
— Да?
— Знаешь, я могу быть настоящим рыцарем, если того требуют обстоятельства.
— Значит ли это, что ты просишь разрешения ухаживать за мной?
— Возвращайся домой и убедись.
— Не могу дождаться.
Молчание на другой стороне длилось так долго, что Женевьева подумала было, что Кендрик сожалеет о том, что сказал.
— Кендрик?