— Иди-и-и-и, скотина! Скоро расплатишься сполна!!!
«Эге-е! Да тут у нас клановые счеты! — сообразил я. — Теперь ретивость Рамзана абсолютно понятна. А вот история с ужасным бактериологическим оружием представляется еще более раздутой. Эти паразиты любят загребать жар руками федералов!»
Из здания вокзала вышел плотный, чисто выбритый мужчина, зябко передернулся на морозном ветру и торопливо зашагал к красной «восьмерке» с тонированными стеклами.
— Он!!! — выдохнул Тимур.
— Объект подтверждаем, — сказал я в рацию.
Шесть наших ребят во главе с Ресовским дружно кинулись на эмиссара и… все пошло наперекосяк! Опередив оперативников на какое-то мгновение, «окоченевший мент» вдруг выхватил из-под полушубка совсем не табельный «узи» и открыл по ним бешеный огонь. Его немедленно поддержал короткими очередями из «стечкина» водитель «восьмерки». Группа захвата повалилась наземь. А господин Абаев бросился наутек, на бегу грамотно качая «маятник». В правой руке Турпала невесть откуда появился пистолет.
— Шай-та-а-ан! — прохрипел Тимур, выбил ногой дверцу микроавтобуса и ломанулся вдогонку за эмиссаром.
— Едрена вошь! — ругнулся я, выпрыгнул следом и одиночным выстрелом в голову уложил «мента» наповал.
Бух-бух-бух! — развернувшись на бегу, Абаев выпустил в гвардейца три пули. Мимо!
Бух-бух! — ответил тот из «контрабандного» ствола и тоже промазал.
Бух! — Тимур споткнулся, остановился, сделал пару неуверенных шагов и упал на мостовую.
П-ф-ф… П-ф-ф… П-ф-ф… П-ф-ф! — захлопали «ПСС»[3] опомнившихся оперативников. Вернее, четверых из них. Пятый лишь слабо шевелился, держась ладонями за живот, и громко стонал. Шестой вообще не подавал признаков жизни.
П-ф-ф… П-ф-ф. — «Стечкин» водителя замолчал, а Абаев внезапно дернулся, выронил «дипломат» и рухнул как подкошенный, с размаху треснувшись черепом о крышку канализационного люка. «Живые так не падают, — угрюмо констатировал я. — Взяли, называется, эмиссара! Вот гадство-то какое!» Сунув пистолет за пазуху, я подошел к Тимуру. Он лежал лицом вниз, неловко подвернув руку с зажатым в ней подарочным «кольтом». Вокруг темноволосой головы растеклась кровавая лужица. Ступни в модельных туфлях мелко подергивались. Нагнувшись к гвардейцу, я прикоснулся пальцами к мускулистой шее. Пульс отсутствовал.
— Двухсотый![4] — вздохнул я. — И куда ж тебя, дурня, понесло?!
Ко мне подбежал запыхавшийся Ресовский. Лицо капитана было бледно. Глаза опущены.
— Абаев мертв, — виновато сообщил он. — Водитель тоже. У нас два трехсотых…[5] Тяжелые!
— Кто?!
— Лейтенанты Овчаренко и Малахов. Оба в живот, под бронежилеты.