Его пальцы случайно задели сосок. Он мгновенно напрягся. А я жутко смутилась. Не то чтобы я его стеснялась. Господи, да я столько раз лежала перед ним нагая. Но… Не в этом теле. В этом теле я… Нет! Это потом! Да и врачей я никогда не стеснялась. Врачи есть врачи, они не имеют пола. Но это же не врач, черт побери!
Я не сводила с Люциана глаз. Я помнила все, до последней детали. Но реальность все еще не осознавалась. Я не знала, спала ли я, бредила или все это на самом деле происходило со мной. И вообще, что из моих воспоминаний — правда.
— Я, — я сделала очередную попытку заговорить. — Люциан…
Он оторвался от своего занятия и взглянул на меня. На его лице играла легкая улыбка. Улыбка, немного озорная, но в то же время несущая в себе какую-то тайну. Улыбка, которую я обожала.
— Ты жив… Господи, Боже мой! Это не сон. Ты жив!
Я не смогла сдержать слез. Они покатились по моим щекам, одна за другой, пока я не зарыдала во весь голос.
Люциан тут же уселся рядом. В руке его самым волшебным образом возникла салфетка. Он начал вытирать мне лицо. И столько нежности было в его движениях, во взгляде, что я не могла остановиться. И тогда он наклонился и осторожно обнял меня. А я уткнулась лицом в его плечо. Не знаю, сколько мы так пролежали. Мне было хорошо и тепло. Я была защищена от всего. От боли, от снов, от ночных кошмаров. Я хотела провести так целую вечность.
Почувствовав, что я перестала плакать, Люциан приподнялся надо мной. Его ладонь легла на мою щеку. Я повернулась и прижалась к ней губами.
— Я люблю тебя, — шептала я в его ладонь. — Люблю тебя. Так тебя люблю!
— Все хорошо, маленькая. Все хорошо. Я тоже тебя люблю, — его голос успокаивал. — А теперь я тебя оботру немного. А потом снова поставлю капельницу.
— Опять наркотики? — полюбопытствовала я, хотя в тот момент мне было все равно, пусть бы он ответил, что в капельнице смертельный яд.
— Немного. Ты должна спать и набираться сил. А когда ты немного окрепнешь… Тут очень красивый сад. Я тебя туда отвезу.
— Я хочу сесть.
— Нет. Тебе нельзя двигаться. Я снова тебя зафиксирую. Это очень важно — обеспечить твою полную неподвижность. Еще несколько дней.
— Я ненавижу веревки!
— Совсем-совсем? — он ухмыльнулся, а я вдруг покраснела.
— О, Мири. Ты краснеешь? Ты все еще краснеешь! Девочка! — он нежно поцеловал меня, и я зажмурилась от удовольствия.
Пока он обтирал меня влажной мягкой губкой, я лежала и нежилась под его руками. И мне совсем не хотелось о чем-то думать. Не хотелось вспоминать, почему я тут оказалась. И что со всем этим делать. Я еще успею.