Кормили нас два раза в день – утром и вечером. И с первого дня я точно знал, что не выдержу здесь даже месяца. А поскольку разбить голову о стену – не мой стиль, значит, надо ухитриться сбежать. Даже без заветной ложки. Что там граф болтал насчет моей удачи?
Пока меня вели вниз, я успел заметить, что тюрьма под замком Кориньи состоит из нескольких этажей. Выглядели все они одинаково – прямые коридоры с мощными дверьми. В конце каждого коридора располагался пост охраны. Еще несколько солдат дежурили наверху, на последней площадке лестницы, которая была единственным путем наружу. Все эти люди – и тюремщики, и солдаты наверху – были обычным быдлом, годившимся только для того, чтобы сторожить заключенных. Впрочем, и к этой своей работе они относились спустя рукава, поскольку побеги из замка или не случались еще вовсе, или были крайне редки. Причина сего заключалась не в хорошей охране, а в том, что двери камер – по крайней мере, значительное большинство дверей – закрывшись однажды, никогда уже не открывались. Еда подавалась через щель, дыра в полу позволяла справлять свои естественные потребности. Помыться, погулять?.. Полагаю, заикнись я о чем-либо подобном, мои слова встретили бы хохотом и тюремщики, и сами заключенные – те, у которых еще сохранилось чувство юмора. Это ведь все-таки был двенадцатый век, а не двадцатый. Мыться, по мнению тюремщиков, заключенным было вовсе не обязательно. Завшивеют – ну и что с того? Кому от этого хуже, кроме них самих?
Казалось, то, что камеру никогда не проверяют и не обыскивают, представляет узнику некоторые возможности, но то была иллюзия. Кроме рубашки и штанов, мне не оставили больше никаких вещей. Можно было разбить глиняную миску, в которой приносили еду, и ее осколками… Не получится. Миска была изготовлена из мягкой глины, крошащейся в пальцах. Раствор, скреплявший камни моей камеры, – намного крепче.
Больше всего неприятностей причиняли насекомые. Полагаю, что в конце концов насекомые просто сжирали живьем людей, лишенных каких-либо возможностей бороться с ними. Если их не опережали крысы.
Естественно, солнечный свет не проникал сюда, на минус третий этаж удивительного замка Кориньи. Единственный свет сочился через маленькое окошечко в двери, а в коридор, в свою очередь, он попадал из помещения, где сидели тюремщики. Но разделение на день и ночь существовало, и отличить день от ночи было легко: по интервалам между «завтраком» и «ужином». Тот, который был короче, являлся днем, который длиннее – ночью. Полагаю, кормили нас приблизительно в десять часов утра и в шесть вечера.