– Сьер Андрэ. – Жанна повысила голос. Она говорила скороговоркой, глотая слова и слезы. – Я не хотела, чтобы было… так. Не хотела, чтобы с деревней… что-нибудь случилось. Я всегда… Госпожа Аманда была всегда к нам добра…
– Все, закрыли эту тему. Скажи мне лучше…
Тут в шумной игре Жуана и Луиса, видимо, случился небольшой перерыв, а наши голоса привлекли их внимание.
– Эй, вы! – заорал Жуан, продвигаясь к нам и молотя дубинкой по металлическим частям дверей, мимо которых он проходил. – А ну, живо заткнулись – пока я вас сам не заткнул!
– Рискни здоровьем, говнюк! – рявкнул я по-испански. И снова перешел на южнофранцуз-ский: – Жанна, я что-нибудь придумаю…
– А-а, так это наш рыцаренок! – Жуан остановился перед моей камерой. – Это наш благородный рыцаренок воркует! – И добавил почти ласково: – Снова мочи захотел? Так могу устроить. У меня этого добра еще много!
– Верю, – согласился я. – Ты полностью из этого «добра» состоишь.
– Вот и нахлебаешься вдоволь, – подумав, пообещал Жуан и подошел к камере Жанны. – А ты, шлюха, если еще хоть слово скажешь – такое тебе устрою, что ангелы на небесах заплачут кровавыми слезами! Поняла?! Поняла, спрашиваю?!.
– Да… – прошептала Жанна.
…Нам удалось переброситься несколькими словами вечером, когда принесли котелок с отбросами, которыми кормили нас, а Луис начал ругаться со слугами из-за каких-то луковиц. Как я понимаю, раз в неделю каждому заключенному полагалась луковица – еще одно проявление гуманизма нашего любезного графа. Луковиц заключенные, естественно, никогда не видели – их забирали себе тюремщики. Суть ругани Луиса с кухонными работниками сводилась к тому, что те принесли слишком много гнилых луковиц.
– Жанна!
– Я слышу, Андрэ. Прошу вас, говорите тише, иначе меня снова изобьют.
– А за что тебя… вчера?
На пределе слуха я различил ее горестный вздох.
– Я хотела заколдовать Жуана. Бабушка меня учила, как можно… отнять у человека волю…
– Выходит, недоучила.
– Нет, нет, я умею! – Как это было ни смешно в нашем положении, в ее голосе прозвучала нотка почти детской обиды. – Но граф сильнее меня. Я не могу с ним равняться.
– Альфаро-то тут при чем?
– Они все заколдованы, Андрэ, – зашептала Жанна. – И Жуан, и Луис, и старик, который сторожит нас ночью. Я думаю, что и все другие графовы слуги тоже… Когда я проникаю в них, сначала у меня все получается, но когда я хочу заставить их сделать что-нибудь, они просыпаются и…
– Тише! Потом поговорим.
Жуан, мурлыкая себе под нос, расставлял миски. Луис разливал из котелка холодную похлебку. Как и было обещано, лично мне был подан особый супчик. На этот раз Жуан и Луис мочились вместе.