— В порядке, в порядке машина! — наклоняясь к его лицу, крикнул Пастухов. — Ты-то как?
— Трудно… вам… будет… без машины…
Внезапно тело его дернулось, из груди донесся хрип, из уголка рта по подбородку медленно потекла узкая черная струйка крови.
— Умер, — тихо сказал Пастухов.
Но Звягинцев, склонившийся над Разговоровым, не слышал Пастухова. Его охватило оцепенение.
— Майор, ты сам ранен! — уже громко крикнул Пастухов, увидев, что голенище левого сапога Звягинцева разорвано и по нему стекает кровь.
Но и этих слов Пастухова Звягинцев как будто не слышал. Он не испытывал никакой боли, и в ушах его как бы застыла тишина.
— Звягинцев, немцы! — крикнул Пастухов.
И это слово «немцы» разом разорвало в ушах Звягинцева густую, неподвижную тишину. Он вскочил, взглянул туда, куда показывал Пастухов, и сквозь просветы деревьев увидел, что к опушке леса короткими перебежками приближаются немецкие солдаты.
Снова в небе щелкнула и, подобно хлопушке, разорвалась ракета. Теперь люди в серо-зеленых мундирах стали хорошо видны. Они надвигались, пригнувшись, прижав к животам автоматы.
— В лес, майор, быстро! — свистящим шепотом произнес Пастухов.
— А как же он? — еще не отдавая себе отчета во всем, что происходит кругом, растерянно прошептал Звягинцев и перевел взгляд на лежащего Разговорова.
— Он мертв! Немцы, майор, быстро, за мной! — крикнул Пастухов и бросился в глубь чащи.
В лесу было темно. Звягинцев не видел бегущего впереди Пастухова, но слышал, как трещат сучья под его ногами.
«Только не отставать от Пастухова, бежать, бежать!» — мысленно приказывал он себе. Он сознавал, что бежит из последних сил.
Нога не сразу дала знать о себе. Звягинцев почувствовал боль только тогда, когда, задохнувшись от бега, замедлил шаг.
В этот момент Пастухов неожиданно остановился и хриплым голосом сказал:
— Давай… передохнем… Вот влипли!.. — Отдышавшись немного, он спросил: — Как нога, товарищ майор?
— Нога? Все в порядке! — торопливо ответил Звягинцев.
— Дай посмотрю.
— Нечего смотреть, ерунда, царапина.
— Дай, говорю, посмотреть! — настойчиво повторил Пастухов. Он опустился на колено, зажег спичку.
Звягинцев напряженно ждал приговора, боясь наклониться и взглянуть на свою ногу.
— Э-э, майор, сильно тебя садануло! — сказал наконец Пастухов. Спичка, которой он светил себе, догорела, и Пастухов чиркнул новой.
Усилием воли Звягинцев заставил себя нагнуться. И тогда он увидел, что из сапога вырван большой клок, а остатки голенища покрыты кровью, смешанной с грязью.
И как только он увидел все это, боль стала нестерпимой.