Ответить я не успел: бледнолицый опередил меня новым наездом.
— Эй, как тебя, Гольцов, ты что, пластилиновый? — спросил он.
— Нет, — ответил я. — А ты?
— Я тоже нет. И нечего лепиться в комок. Видишь, тесно у нас. А кругом полно свободных столиков.
— Да я и не собирался к вам подсаживаться, просто мимо проходил, — возразил я. — Вижу — красный какаду. Подошел посмотреть поближе.
Я был уверен, что со словами "Это кто здесь какаду?" Малинин начнет подниматься. А я стою над ним, и у меня в руках поднос с гречневой кашей и молочным киселем, это грозное оружие — в умелых, естественно, руках.
Но Юрка предпочел более спокойный вариант, что не удивительно: ведь ему были известны мои мысли.
— Ну и как, посмотрел?
— Посмотрел. Какаду — он и есть какаду, просто другая расцветка.
— Молодец, — сказал Юрка и радостно захохотал. — Языкастый мужик. Не пропадешь. На зоне таких уважают.
Комплимент был очень лестный, но только глупцы отвечают на комплименты.
Поэтому я ничего и не ответил: просто перенес свой поднос на соседний столик.
В столовой было тихо, все ели молча, время от времени вопросительно поглядывая друг на друга. Стриженый, судя по выражению его лица, вел мысленную беседу с Соней и что-то ей внушал, а она виновато оправдывалась.
Надо же, подумал я, такая бойкая девчонка — и позволяет себя отчитывать.
Вдруг белобрысый Дмитриенко громко сказал:
— Да, золотко, но ты-то ему совсем не нравишься, вот в чем беда.
Лена фыркнула, а Черепашка уронила ложку в тарелку.
Я решил вмешаться: что такое, наших обижают.
Поднялся, подошел к Черепашке и сказал:
— Знаешь что? Здесь слишком много про нас с тобой говорят. Садись лучше ко мне.
Не поднимая глаз, Черепашка помотала головой, щеки ее стали совсем пунцовые.
— Да пойдем, пойдем, чего там, — сказал я и, не дожидаясь ее согласия, поднял ее поднос и переставил на свой стол.
Все переростки внимательно наблюдали за этим перемещением.
Три плюс два плюс два: сложилась новая реальность. Привыкайте, ребятки.
— Меня зовут Алексей, — сказал я, когда мы сели. — А тебя?
Черепашка с укором взглянула на меня, как бы желая сказать: "Зачем притворяешься? Ты отлично знаешь".
Но я же не видел ее вчера вечером, всё это были только предположения.
— Рита, — помедлив, ответила она.
— Давно ты здесь?
— Давно.
— Нравится?
— Ничего.
Ох, какие мы разговорчивые.
Ну, что поделаешь? Будем работать с тем материалом, какой есть под рукой.
— Что-то у вас здесь ребята недружные, — заметил я.
— Почему? — тихо отозвалась Рита. — Мы дружим.
— На каникулы домой ездила?
— Нет.
Мы помолчали. Рита, потупясь, ковыряла вилкой в тарелке.