Я подумал, что она сейчас заплачет. Это было бы совсем ни к чему.
— Послушай, а что они все как в рот воды набрали?
— Это они так разговаривают.
— А ты?
— Я не умею, — призналась Рита.
— Ну и что? Зато ты другое умеешь, — утешил я ее.
Черепашка взглянула на меня, и голубые глаза ее стали наполняться слезами.
И дернуло же меня за язык! Сам того не желая, я ей напомнил, как она пряталась у меня в углу, а потом, попискивая, убежала.
— В смысле — у каждого свои способности, — поторопился я объяснить. — Я тоже не умею… пока. Вот мы и будем с тобой как люди. А они пускай разговаривают как им угодно. Хоть молча, хоть на пальцах ног. А почему ты себе этот… хайер не делаешь?
— Не хочу.
— Правильно, я тоже. Ты в какой комнате?
— В пятой, — почти неслышно проговорила Черепашка и сморгнула ненужные уже слёзы.
— А я в седьмой. Значит, почти соседи. Приходи ко мне после обеда, поговорим. Кстати, здесь это можно?
— Что "можно"?
— Ну, вместе собираться.
— Конечно, можно.
— Тогда приходи. А то скучно.
— Лучше ты ко мне, — сказала Рита. — Я к мальчикам ходить не люблю.
"Вот оно как, — подумал я. — А что же ты делала в моей комнате?"
— Почему? — спросил я вслух.
— Да они сразу руки распускать начинают.
Я посмотрел на Черепашку повнимательнее. Нет, не такая уж она была невзрачная, и охотники руки распускать ей вполне могли встречаться.
Черепашка разгадала смысл моего взгляда с точностью до наоборот (как проявление обидного сомнения: "Да кому ты нужна?") и, покраснев, с вызовом добавила:
— А из своей комнаты я и выставить могу.
"Это называется: заходите, будем рады," — подумал я.
А вслух, естественно, сказал:
— Ко мне это не относится.
И сам остался доволен своим ответом. Толкуй как знаешь: то ли руки распускать не люблю, то ли выставить меня будет трудно.
Пока Черепашка обдумывала мои слова, я разглядывал своих товарищей.
Денис и Леночка уже кончили трапезничать и теперь просто сидели, глядя друг на друга. В смысле разговаривали. При этом по выражениям их лиц можно было уверенно сказать, что беседа не доставляет им радости.
Во всяком случае, рыженькая просто кипела от негодования.
— Ты еще пожалеешь об этом! — сказала она вслух.
Тряхнула зеленым гребешком, поднялась и, отпихнув ногой стул, пошла к выходу.
Белобрысый посидел, глядя ей вслед, потом перехватил мой взгляд.
— Ну, и что уставился? — надменно спросил он. — Сегодня твоя очередь мыть посуду.
Я вопросительно посмотрел на Черепашку.
— Это правда?
Сказал — и сам сообразил, что это моя очередная глупость.
Но Черепашка не засмеялась.
— Нет, неправда, — серьезно сказала она. — Это Диня так шутит.