После обеда я сбегал в бассейн, потом принял душ, надел спортивный костюм и отправился к Рите.
Дверь пятого номера была приоткрыта.
Черепашка сидела в кресле напротив двери и делала вид, что читает.
Строго взглянув на меня, она вставила в книгу закладочку и, закрыв, отложила в сторону. Это была "Крошка Доррит", которую я так и не смог дочитать до конца.
На Черепашке было темно-синее платье с белым пояском и белым шарфиком: в таких нарядах ходят по гостям и по театрам, но уж никак не коротают вечера в общежитии.
Комната у нее была такая же, как и у меня, только девчачья. Главным ее украшением была раздвижная ширма с цветочками, из-за которой выглядывало изголовье никелированной кровати с аккуратной горкой подушек в кружавчиках. На стенах развешаны были цветные открытки, в книжном шкафу, за стеклом, лежали вышитые салфеточки.
— Скукота здесь, однако! — сказал я, садясь рядом с ней. — Все попрятались, как тараканы, и сидят поодиночке. Хоть бы стенгазету выпускали!
— Почему поодиночке? — возразила Рита. — Они сейчас в Сониной комнате, там у них дискуссионный клуб.
— Ну, и что они обсуждают?
— Не знаю. Соберутся и молчат. Как эти… как сектанты. Я сначала ходила, а потом перестала. Какой смысл ходить, если они от меня скрывают.
— Что скрывают?
— Откуда я знаю? Соня раньше часто ко мне приходила, а теперь говорит, что со мной опасно общаться. А я не болтливая. Просто я мысли прятать не умею. Петров бился-бился со мной — и перестал.
— Зато ты исчезать умеешь.
Рита промолчала.
— Послушай, — спросил я, — а это трудно — исчезать?
— Легче легкого.
— Исчезни, пожалуйста, — попросил я.
Она взглянула на меня — и исчезла. То есть совершенно пропала, ни облачка.
Потом появилась снова.
— Высший класс! — сказал я. — А как ты это делаешь?
— Очень просто. От меня свет перестает отражаться. Проходит насквозь.
Я подумал.
— Ну ладно, это свет. А ты? Ты-то что чувствуешь?
Она засмеялась:
— Это не объяснишь. Сначала мурашки бегут, потом в голове светло становится, и всё перед глазами бледнеет. Смотрю на свои руки — а их нет.
— А часики твои?
— Об этом обязательно надо думать. Ничего нельзя позабыть. А то останется висеть в воздухе. — Она опять засмеялась. — Сперва я всё про босоножки забывала. Смотрю на них — и сама удивляюсь: как же это здесь мои пустые босоножки стоят. Хочу нагнуться, взять их и переставить, а они, оказывается, на мне.
— М-да…
Я помолчал. Все-таки хорошая она девчонка. Жаль, что похожа на Черепашку.
Тут я спохватился, взглянул на Риту — нет, прослушивать она не умела. Лицо у нее было совершенно спокойное.