«Так отчего ж он не советовал идти дальше!?» – Павел замедлил шаги, а потом и вовсе остановился. Оглянулся. Никого. «Ну и что теперь? Назад, домой!? Ровесники на фронте воюют, а я профукал дезертира! Это надо же! Рассказать Сашке Хно-Хно, будь он жив, не поверил бы, а то и разговаривать перестал…»
Оглядевшись еще раз, Павел поправил ремни пайвы и решительно пошел дальше по сухому руслу. Теперь он шел тихо и осторожно, вглядываясь и вслушиваясь, принюхиваясь и чуя затылком. Ручей петлял, подсовывал под ноги то валежины, то скользкие мшистые камни, то вдруг перегораживался упругими кустами, в общем, дорога как дорога. Павел шел строго по схеме деда Аристарха.
Лишь в сумерках остановился на ночлег. Готовя ужин, он опять вспоминал неприятные минуты, по сути, своего пленения. Корил себя, отмахивался от комаров, которые ожесточились и рвали его на части в преддверии скорого дождя, проклинал Галину–стерву и вообще все на свете. Короче говоря, срывал плохое настроение на всем, что было под рукой, пока не накормил себя и не уложил на мягкое пихтовое ложе.
«И все же зимой лучше, – засыпая, думал Павел, слушая вкрадчивый шелест начавшегося дождя. – Во-первых, лыжи, а это скорость, продукты не портятся, охота и днем, и ночью, не вымокнешь, а главное, нет этой твари сосущей – комаров да мошкары».
Утром, пройдя кедровую гриву – мрачное, темное царство гигантских деревьев, он вышел на большую, по горным меркам реку. Это была сильная, полнотелая река с красивыми перекатами и буйно заросшими берегами. Аристарх называл ее Хул-ва – рыбная река по-вогульски. Павел прошел ее правым берегом до горелой сопки и решил осмотреться. Подъем оказался неожиданно трудным. Густые кусты малины и шиповника изодрали его по грудь. Черные, полусгоревшие стволы повергнутых пожаром деревьев изломали ноги и спину. После ночного дождя кусты вмиг вымочили его до нитки. Вдобавок бешеные атаки оводов чуть не вывели Павла из себя и не заставили повернуть назад.
Зато когда он добрался до каменистой вершинки и глянул вперед, забыл обо всем! Перед ним развернулась невиданная по размаху и красоте панорама. Сиреневой, гигантской волной вскинулся и застыл горный хребет, что еще вчера тускло синел вдали. Его острые, скальные вершины скребли тяжелые серые тучи, подчеркивая величие и могучесть огромного массива.
Восхищенно, во все глаза Павел смотрел на горы и опять, как и зимой переживал смешанные чувства, в которых была и радость, и гордость, и… страх. Он опять чувствовал, как горы одновременно и манят, и пугают.