В верховья Хул-вы вышли точно. Когда-то лет сорок назад Сыч с земляком-подельником сопровождали некую научную экспедицию на Северный Урал. Вот с тех пор он и запомнил эти места. Правда, дальше вглубь гор они не ходили. Но слышал, что Хул-ва рассекает поперек некую таинственную, глубоко затерянную долину, которую уже тогда называли «золотой». В объяснении говорили, что, дескать, в этой долине, окруженной высоченными скалами, не промысел, а сказка, рыбы – успевай, черпай, зверь, не пуганный и на любой вкус, сам к тебе идет. Но это было тогда.
Вскоре на пути стали попадаться еле приметные углубления в снегу – разведочные шурфы. Многие обвалились и густо заросли кустарником, а где и молоденькими деревьями. Сыч встрепенулся. Признак приближающегося прииска был налицо. Время от времени он прислушивался, не залает ли собака, не ударит ли железо об железо, не потянет ли дымком…
К избушкам вышли неожиданно.
– Что это, Сыч!?
– Думаю не Воронеж, – задумчиво проговорил Степан Михайлович, а сам лихорадочно прокручивал ситуацию. Это был именно тот самый прииск, не было ни малейшего сомнения. Другому неоткуда взяться. И долина, закольцованная острозубыми горами, и деревенька совпадают по описанию Сиплого. Вон из-под сильно просевшего снега криво торчит ворот, фрагменты развалившихся тесаных коробов, тачек, на стенах позеленевшие от времени промывочные тазы, ковши и многое другое… Да это тот самый прииск. Но почему мертвый!? Почему никого нет!? Избы заросли густым ельником, скособочились, крыши провалились, а где и вовсе завалились, выставив напоказ нутро, ощетинившееся ребрами…
«Что я им скажу? – думал Сыч, не решаясь смотреть на команду. – Чем их кормить!? Если сказать, что до ближайшего жилья сто пятьдесят километров, они разорвут, и Меченый не поможет». И все же Степан Михайлович медленно повернулся к своей команде:
– Ну что, уркаганы, привал или дальше пойдем?
– Сыч, а где здесь вокзал!?
– Так, всем оставаться на местах. Костя, Меченый, пойдем, поглядим, где там у них лучший ресторан, если, конечно у него сегодня не санитарный день.
Сзади раздался недовольный ропот измотанных, изодравшихся, предельно голодных людей с кряхтением усаживающихся кто куда.
«Вот тебе и взяли прииск! Притащить с собой столько людей!.. Но кто знал!? Кто знал!?» – корил себя Степан Михайлович, пробираясь к ближайшей избе.
– Сыч! – неожиданно вскрикнул Меченый. – Смотри, собака, да какая здоровая!
– Дура! Собака ему, это волк милый, старый волчара.
На высоком противоположном берегу стоял серый, с еле заметной подпалиной на боку волк. Он смотрел на людей свысока и в прямом, и в переносном смысле.