Но вот легкий озноб колко пробежал по спине и вернул Павла на землю, заставил стряхнуть опьянение. Тотчас напомнила о себе котомка, ремень ружья, вернулось легкое, тревожное чувство…
Павел оглядел себя. Он был завален снегом, точно врос в него. Утонули даже высоко вздернутые носы лыж, вместо шубенок – маленькие сугробики…
Заметно потемнело. Пора было двигаться дальше, точнее найти подходящую сухару и становиться на ночлег. С этими мыслями он оторвался от снежной сказки и пошел в глубь леса.
Он был рад, что вот так нечаянно пришлось передохнуть. День выдался тяжелым. Частые подъемы и спуски основательно измотали его.
Пока нашел сухую лесину, пока валил ее, утаптывал снег, ломал лапник на постель, совсем стемнело. Снегопад закончился так же внезапно, как и начался.
Костер горел жарко, но экономно. Лес черной стеной сомкнулся вокруг человека, зажал его, затерял в своей бесконечности. Такое время любит каждый охотник: спокойно, под уютное потрескивание костра мысленно пробегаешь весь пройденный день, подсчитываешь припасы еды, снаряжения, планируешь дела на завтра.
Павла никак не покидала картина увиденного снегопада. «Странно, – размышлял он, ставя на огонь котелок со снежной крупкой, – может где-то за этими горами, которые с каждым днем становятся все ближе, ждет, дожидается злой и могучий ветер, который налетит, разметет эти хрупкие снежинки, перекрутит, переломает их нежный узор, зашвырнет в кусты, низины, придавит, утрамбует, превратит в гудящий наст. Со временем они кристаллизуются, по весне растают и превратятся в капельки, ручейки, реки, моря… А потом вновь повторится круг их превращений. И так каждый год. Может и с нами, людьми так же!?»
Вода в котелке закипела. Павел встал, сунул в кипяток заячью ногу, посолил и, сев поудобнее, плавно переключился на начало прошедшего дня, на его тревожное утро.
Именно утром, а точнее, когда переходил замерзший ручей, и произошло с ним то, что потом весь последующий день, как гвоздь в подметке, не давало покоя.
Он опять увидел низинку. Съехал в нее и замер. Под ногами глуховато ворчала то ли речушка, то ли ручей. Ее мягкий, жалобный голосок немного растрогал Павла, как недавний снегопад. В нем слышалось что-то летнее, домашнее, уютное. Речушка жаловалась на затянувшуюся зиму, тесноту и скуку. Был бы конец дня Павел с удовольствием заночевал по соседству с ней, и они наговорились бы вдоволь. Но день только начался.
И вот тогда-то он и почувствовал, как ему на плечи словно положили что-то мягкое и тяжелое. Под ногами продолжал приятно ворковать ручей, а плечи дрогнули и прогнулись под тяжестью… взгляда. Кто-то недобро на него смотрел. Павел оглянулся. Никого. Вокруг сонные, равнодушные ели.