Голова раскалывалась. Она была не в силах решить, что же ему делать. А тем временем русский стал рисовать что-то похожее на огромный княжеский юрт, а потом… И тут Пыеско не выдержал… Он никак не мог поверить в то, что видел собственными глазами. Этот русский очень легко, веточкой на снегу изобразил самого «Мир-Сусни Хума» – За миром смотряшего! Небесного всадника!
«Русский стал шаманом!!!..» – страшным громом накрыло Пыеско, и он рванул прочь от святилища.
Издав легкий жалобный выдох, осело подгоревшее бревно надьи. В черное небо брызнул залп золотистых искр. И вновь стало тихо и спокойно.
Павлу опять не спалось. Днем, когда он выбирался из тех жутких розовых скал, его качало. Голова была большой и тяжелой. Сказывались бессонные ночи, голод, и переживания. А сейчас, как ни странно, не спалось от тишины и спокойствия. Из головы никак не выходило виденное. Все было настолько необычным и нереальным, что уже казалось, будто ничего этого и не было вовсе, что все это приснилось или почудилось от усталости. Ну, как еще можно было объяснить прыгающие тени на скалах, злой огонь, провал в пещеру, странное свечение чего-то там и целую гору старинных предметов, похожих на… сокровища!
Что же там светилось!? Вот, пожалуй, то главное, что не давало Павлу покоя: Спросить бы кого!? Жаль, дед Аристарх помер. Спросить было некого и негде. Вокруг тайга. Точнее, тайга осталась там, внизу, а здесь было уже подножие гор, тех синих гор, что еле виделись из окон дома. Тогда они казались синими, а здесь рядом – обыкновенные, наполовину заросшие лесом, а выше белые, как сахарные головы.
Выбравшись из пещеры, Павел хотел было тут же пуститься в обратный путь – домой. Но весеннее солнце, коротенький отдых неожиданно внесли дополнения в его планы, и он вдруг решил, что раз уж довелось так близко подойти к горам, почему бы не подняться на них и не посмотреть, что же там дальше, по другую сторону. Тем более что вблизи горы оказались не такими уж грозными и высокими.
Косач пропал. То ли вогул, то ли зверь сперли его добычу. Пришлось выскребать последнее, что было в котомке. Осталась соль да с десяток патронов.
«Так что же там светилось такое!? – в который раз задавал себе вопрос Павел. – Шел свет, а дым не чувствовался! Старинные предметы в куче!? Откуда они здесь в такой глуши!? Кто их принес!? И ступени?! Вот ведь тайна-загадка! Хитрый капкан из жердин! Теперь все рухнуло…, ушло под камни!?» Так глядя в огонь и мучаясь вопросами, Павел, наконец, уснул.
Утром в одной из поставленных вечером петель Павел обнаружил еще живого зайца и пришел в восторг. А спустя некоторое время он уже был на крутом заснеженном склоне. Поднимался легко. Плотный как грунтовая дорога снег почти не оставлял следов. Оглядываясь назад, Павел зачарованно смотрел на открывающиеся дали, которые все обширнее разворачивали просторы тайги. Становилось поистине величественно и страшно, будто он посвящался в некую мирозданческую тайну. Ему никогда не приходилось смотреть на тайгу с высоты. Но как бы ни были грандиозны своим размахом таежные дали, Павел каждой клеточкой начинал чувствовать более могучее природное явление, то, что его возносило все выше к небу, что делало его одновременно и огромным как скала, и маленьким как песчинка – это горы.