Елизавета Александровна знала причину столь долгого отсутствия сына. Она, как и Павел, остро пережила удивление, затем возмущение и, наконец, отвращение к их новой соседке-учительше, которая оказалась столь легка в поведении. Была рада, что не произошло непоправимое.
Собрав на стол, Елизавета Александровна, вытирая руки о фартук, присела напротив сына. Она с радостью смотрела, как он жадно ест. Смотрела и любовалась. Сколь бы она не обожала своего младшего Михаила, легкого, бойкого, ласкового, который многим походил на нее, а только вот средний, Павел напоминал ей молодого мужа, их отца, сурового теперь и степенного Якова Лазарича. «Он и ложку-то держит как отец и хлебает ровно и аккуратно, – думала она и мягко улыбалась, – и лоб такой же высокий, и волосы в крупное черное кольцо, и глаза тихие и спокойные, с глубоко посаженной детской простотой.»
Вглядываясь в Павла, Елизавета Александровна видела перед собой того Яшку – огромного, кудрявого, с удивительно ясными глазами, который неожиданно вырос тогда перед нею в дверях с длинной, мохнатой шубой в руках… Она помнила, как, взглянув на него, у нее сразу отнялись ноги, сорвалось и запрыгало сердечко, занялась вся огнем! Конечно, все это она помнила и помнить будет до самой смерти.
Елизавета Александровна широко улыбнулась, придвинула поближе к сыну тарелку с рыбным пирогом, долила из кринки молока.
Павел благодарно взглянул на мать все еще голодными глазами и продолжил смачно и аппетитно есть домашнюю вкуснятину.
Не убирая рук со стола, Елизавета Александровна переключилась на них. Она разглядывала похудевшие, морщинистые, с выросшими вдруг суставами пальцы, переплетала их, потирала ладони одна о другую, пока привычно не взялась за помутневшее серебряное кольцо, свободно болтающееся на среднем пальце, первый и самый главный подарок мужа. Она опять улыбнулась мимолетным воспоминаниям далекого прошлого и… чуточку задержалась в них.
Как стала с десяти лет сиротой, так и пошла в люди. В пятнадцать работала у Пелевина – туринского купца из средних. Делала все по хозяйству, хотя была взята кухаркой. Стряпала, стирала, нянчила хозяйских детей, чинила одежду, скоблила полы, в страду с граблями на покосе, да что только не делали ее маленькие, крепкие руки. Жила и радовалась жизни. Молилась на хозяина. Кормил, одевал, а что еще надо. Даже время на подруг выкраивала.