26 [мая]. Она… пригласила меня к себе. Часа три пролетели в оживлённой беседе. Сначала я был сдержан, но она скоро меня расшевелила и опять внушила к себе доверие. Нельзя же, в самом деле, говорить так трогательно, нежно, с таким выражением в глазах – и ничего не чувствовать. Я совсем забыл о Пушкине в то время. Она говорила, что понимает меня, что желает участвовать в моих литературных трудах, что она любит уединение, что постоянна в своих чувствах, что её понятия почти во всём сходны с моими. <…> Наконец, просила меня дня на три приехать в Павловск, когда она там будет.
После 24–го я держал сердце на привязи и решился больше не видаться с ней, но она сама позвала меня к себе. <…>
29 [мая]. Сегодня я хотел идти к ней, подошёл почти к самым дверям её и вернулся назад.
8 [июня]. Г–жа Керн переехала отсюда на другую квартиру. Я порешил не быть у неё, пока случай не сведёт нас опять. Но сегодня уже я получил от неё записку с приглашением сопровождать её в Павловск. Я пошёл к ней: о Павловске больше и речи не было. Я просидел у неё до десяти часов вечера. Когда я уже прощался с ней, пришёл поэт Пушкин. Это человек небольшого роста, на первый взгляд не представляющий из себя ничего особенного. Если смотреть на его лицо, начиная с подбородка, то тщетно будешь искать в нём до самых глаз выражения поэтического дара. Но глаза непременно остановят вас: в них вы увидите лучи того огня, которым согреты его стихи – прекрасные, как букет свежих весенних роз, звучные, полные силы и чувства. Об обращении его и разговоре не могу сказать, потому что я скоро ушёл».
Уже из этих строк видно, что отношение Никитенко к Пушкину было сдержанно–недоброжелательным, и одной из причин тому была Анна Петровна, её явно выраженное предпочтение Пушкина.
Продолжаем читать дневник А. В. Никитенко: «12 [июня]. Сегодня мы с Анной Петровной Керн обменялись письмами. Предлогом были книги, которые я обещался доставить ей. Ответ её умный, тонкий, но не уловимый. Вечером я получил от неё вторую записку: она просила меня принести ей мои кое–какие отрывки и вместе с нею прочитать их. Я не пошёл к ней за недостатком времени.
22 [июня]. Сегодня г–жа Керн прислала мне часть записок своей жизни, для того, чтобы я принял их за сюжет романа, который она меня подстрекает продолжать. В этих записках она придаёт себе характер, который, мне кажется, составила из всего, что почерпнуло её воображение из читанного ею. <… >
23 [июня]. Вечером читал отрывки своего романа г–же Керн. Она смотрит на всё исключительно с точки зрения своего собственного положения, и потому сомневаюсь, чтобы ей понравилось что–нибудь, в чём она не видит самоё себя. Она просила меня оставить у неё мои листки.