– «Transcende!», – прочитала Настя. – А что это?
– «Преступи пределы!», – перевел Лев Ильич.
– Ну, брат! – Отец замер с вилкой у рта, покачал крутолобой головой. – А меня упрекаешь в буквальном понимании!
– Позвольте, Настенька, я вам уж и пришпилю… – Лев Ильич, как богомол, угрожающе занес руки.
Настя приблизилась, отвернув голову и глядя в окно на двух белобрысых близнецов, детей кухарки, идущих по воду с одним коромыслом и пятью ведрами. «Зачем им коромысло?» – подумала она. Прокуренные пальцы с огромными толстыми ногтями шевелились у нее на груди.
– День рождения, конечно, не именины… но, коли уж Сергей Аркадьевич поборник прогресса…
– Вот испорти только мне аппетит! – сочно жевал отец.
«Как же пять ведер повесить на одно коромысло? Странно…»
– Ну вот… – Лев Ильич опустил руки и, щурясь, резко подался назад, словно собираясь со всего маха ударить Настю своей маленькой головою. – А вам к лицу.
– Merci, – быстро присела Настя.
– Вполне сочетаются, – мать смотрела на бриллиант и на брошь.
– Вот отец Андрей ка-а-к возьмет, да ка-а-к подарит Настасье Сергеевне еще какой-нибудь bijou, вот тогда ка-а-к станет наша Настасья Сергеевна елкою рождественской! – разрезая теплую булку, подмигнул отец дочери.
– А ты, papa, меня в угол поставишь?
Все засмеялись.
– Давайте кофий пить, – вытер полные губы отец.
– Барин, сливки простыли… Подогреть? – спросил конопатый Павлушка.
– Я третий раз тебе говорю – не называй меня барином, – раздраженно качнул крепкими плечами отец. – Мой дед землю пахал.
– Простите, Сергей… А-рыка-диевич… сливки, стало быть…
– Ничего греть не надо.
Вкус кофе напомнил Насте про затон.
– Я же не успею! Уже восемь пробило! – вскочила со стула она.
– Что такое? – подняла красивые брови мать.
– Раковина!
– Ах, сегодня же солнце…
Настя выбежала с веранды.
– Что стряслось? – спросил, намазывая булку маслом, Лев Ильич.
– Amore more ore re! – ответил, прихлебывая кофе, отец.
Спрыгнув с крыльца, Настя побежала к затону. Навстречу ей из-под горки медленно шли белобрысые близнецы, неся на перевернутом коромысле пять нанизанных полных ведер.
– Вот оно что! – улыбнулась им Настя.
Босоногие близнецы глазели на нее, забыв про тяжесть ноши. У одного в ноздре дрожала молочного цвета сопля. Вода капала с пяти ведер.
Гранитное полукольцо затона, пораженное белесой сыпью мха, тяжеловесный силуэт дуба, бархатные листья орешника, световая рябь на суровых рядах осоки.
Настя сошла к темно-зеленой воде по мшистым ступеням, замерла: солнечные часы на треснутой колонне показывали четверть девятого. Сырая прохлада нависала над водой еле различимым туманом. В центре затона по колено в воде стоял мраморный Атлант, держащий на желто-белых мускулах спины хрустальный шар. Птичий помет покрывал плечи и голову изваяния, но шар светился прозрачной чистотой, – птицы не могли усидеть на полированном стекле.