– Что ж, пора – так пора, – трепетно вздохнула Настя. – Тогда я… сейчас.
Войдя в свою спальню, она открыла дневник и крупно написала: ПОРА!
Сняла с шеи цепочку с бриллиантом, посмотрела. Положила под зеркала рядом с брошью. Открыла коробочку с жемчужиной, посмотрела прямо на нее, потом через зеркало:
– С собой?
Подумала секунду, открыла рот и легко проглотила жемчужину.
Темно-синий шелк кабинета отца, копия звездного неба на потолке, бюст Ницше, слои книг, огромная древняя секира во всю стену, руки, крепко берущие Настю за плечи.
– Ты сильная?
– Я сильная, papa.
– Ты хочешь?
– Я хочу.
– Ты сможешь?
– Я смогу.
– Ты преодолеешь?
– Я преодолею.
Отец медленно приблизился и поцеловал ее в виски.
Красно-каменный забор внутреннего двора, свежая побелка недавно сложенной большой русской печи, голый по пояс повар Савелий с длинной кочергой перед оранжевым печным жерлом, отец, мать, отец Андрей, Лев Ильич.
Няня раздевала Настю, аккуратно укладывая одежду на край грубого дубового стола: платье, нательная рубашка, панталоны. Настя осталась стоять голой посреди двора.
– А волосы? – спросил отец.
– Пусть… так, Сережа, – прищурилась мать.
Настя тронула левой рукой косу. Правой прикрыла негустой лобок.
– Жар справный, – выпрямился, отирая пот, Савелий.
– Во имя Вечного, – кивнул ему отец.
Савелий положил на стол огромную железную лопату с болтающимися цепями.
– Ложитесь, Настасья Сергевна.
Настя неуверенно подошла к лопате. Отец и Савелий подхватили ее, положили спиной на лопату.
– Ноженьки-то вот так… – Белесыми морщинистыми руками повар согнул ей ноги в коленях.
– Прижми руками, – склонился отец.
Глядя в тронутое перьями облаков небо, Настя взяла себя за колени, прижала ноги к груди. Повар стал пристегивать ее цепями к лопате.
– Полегшей-то… – озабоченно подняла руки няня.
– Не бойсь, – натягивал цепь Савелий.
– Настенька, выпростай косу, – посоветовала мать.
– Мне и так удобно, maman.
– Пускай лучше под спиною останется, а то гореть будет, – хмуро смотрел отец Андрей, расставив ноги и теребя руками крест на груди.
– Настенька, вы руками за цепи возьмитесь, – сутуло приглядывался Лев Ильич.
– Не надо, – нетерпеливо отмахнулся отец. – Их лучше – вот что…
Он засунул Настины кисти под цепь, охватившую бедра.
– То правда, – закивал повар. – А то все одно повыбьются, как трепыхать зачнет.
– Тебе удобно, ma petite? – Мать взяла дочь за гладкие, быстро краснеющие щеки.
– Да, да…
– Не бойся, ангел мой, главное, ничего не бойся.
– Да, maman.
– Цепи не давят? – трогал отец.
– Нет.
– Ну, Вечное в помощь тебе. – Отец поцеловал покрытый холодной испариной лоб дочери.