Присутствие Никиты Сергеевича не сковывало, не подавляло. Он не требовал сопровождающих, не нуждался в свите. В течение дня я видел его у раненых, в политотделе, в разведотделе, где он говорил с пленными, у Шалина, у замкомандующего по тылу.
Гитлеровцы в это утро не торопились. Они, как видно, тщательно готовились, выбирали направления, наиболее удобные для своих ударов, производили новые перегруппировки.
Их штаб — это мы теперь точно знали от захваченных ночью пленных — не подозревал о передислокации нашей танковой армии. Расчет делался на встречу с уже потрепанными частями 6-й общевойсковой, на прорыв с ходу последних оборонительных рубежей, на выход к Обояни.
В томительной тишине войска ждали боя. Уже не верилось, что несколько часов назад было прохладно, можно было дышать, хотеть есть. Сейчас хотелось только пить. Пить — и ничего больше. В маленьких нишах окопов, в землянках, в танках стояли котелки с остатками завтрака, лежали недоеденные куски.
За ночь потрепанные подразделения нескольких дивизий 6-й общевойсковой армии вышли за наши боевые порядки. Танки оказались впереди пехоты. Между ними и противником только поле, редкий кустарник, неглубокие овраги.
Первый удар в тот день принял на себя корпус Гетмана. Еще на рассвете от корпуса была выслана разведка — десять «тридцатьчетверок». Но она погибла, ни о чем не успев предупредить своих. Лишь днем вернулись трое обожженных танкистов.
Немцы били по флангам, нащупывали стыки. Гетман сообщил о бомбежке.
Н.С. Хрущев сказал Шалину:
— Узнайте, почему погибла разведка, кто и как отправлял ее. Пора научиться находить корни каждого промаха.
Журавлев, с ночи отправившийся в корпус Гетмана, доложил о позорных причинах неудачной разведки. Начальник штаба корпуса полковник Корниенко инструктировал командиров экипажей, будучи навеселе, обстановку не объяснил, маршрут указал ошибочный.
Гетман ценил своего знающего начальника штаба и со снисходительностью относился к его «слабости».
Хрущев выслушал все и, едва сдерживая гнев, бросил:
— С Корниенко решайте сами…
Немцы расширяли фронт удара, подбрасывали танки, авиацию. Они ввели против нашей армии шесть танковых и две пехотные дивизии: около 1200 танков, 1530 орудий и минометов. Это примерно по 37 танков и 48 артстволов на каждый километр фронта прорыва.
Следовавшие одна за другой атаки отбивали два наши корпуса — Гетмана и Кривошеина. Отбивали, обливаясь кровью — своей и вражеской.
Днем от Кривошеина приехал Баранович. Обычно мучнисто-белое лицо его теперь было красно. То ли от загара, то ли от волнения. Тонкие губы серы.