-Ты что? Ты живой? - громко спросил он. Гриша приоткрыл один глаз.
А ты подумал, что я со страху перед тобой умер? - Гриша сел и вздохнул.
Эх ты, сказал он сумрачно, - я ведь тоже сидел, и меня не миновала чаша сия. Правда, недолго - за хулиганство всего три года дали. Молодой был, глупый, в первый же день еще в драку со следователем полез - антисоветчину вздумал мне пришить! Так что повезло, легко отделался.
Наум стоял в растерянности. Врет, всё врет. Но ведь как похож на Гемоглобина проклятого. Раньше не замечал этой схожести, да и в голову не приходило, а как увидел дракона... Что-то Гриша на еврея не больно смахивает. Видно, жена еврейка была. У них, энкэвэдэшников, у многих были жены еврейки. Почему -непонятно, тогда про переезд в Израиль и слыхом не слыхивали, далеко было еще до этого, ох, далеко.
-А где ты выколол эту тварь? - ткнул Наум пальцем в татуировку.
В тюрьме, где же еще? - скривился Гриша. - С урками вместе посадили, те и уговорили.
Наум молчал. Всё можно придумать.
Пойду, шахматы соберу, во дворе остались, - сказал он и вышел.
Или он должен поверить Грише, или простить его, думал Наум, подбирая в траве фигурки и складывая их в коробку. Простить - да разве возможно? Никогда! Поверить? А если Гриша врет? Кто ж в таком прошлом сознается. Э-эх, Яшки нет, он бы рассудил их.
Хамсин закончился или ушел в другие края, сразу стало легче дышать, хотя всё равно было жарко.
Стол во дворе пустовал несколько дней. «Поссорились старички, кричали друг на друга, - судачили женщины. - Помирятся, куда ж им деваться».
В одну из особо душных ночей Науму приснился Яша. Веселый, счастливый. Наум всё пытался рассказать ему, объяснить свою проблему, но Яша не слушал, говорил о чем-то непонятном, вроде, как ему теперь «здесь» хорошо, «своих» встретил, он радостно смеялся, но вдруг посерьезнел и сказал: «Брось, Наум, в дерьме ковыряться, посмотри-ка, что у меня есть!» - и показал ему руку, а на руке - дракон, но не синий, а малиновый. И сразу дракон растаял, исчез, а на его месте появилось малиновое солнце, и его острые лучики протянулись к Науму и ослепили его. Наум сразу проснулся, еще явственно слыша удаляющийся Яшин смех, и тут же зажмурился - из-за неплотно задернутой шторы светило яркое солнце. Надо же, Яшка все-таки приснился, ни разу со дня смерти не приходил, а тут пришел. Странный сон, непонятный.
Весь день Наум думал про этот сон, а к вечеру вышел во двор, разложил на столе деревянную коробку и расставил фигуры. Гриша прохаживался по дорожкам, посмотрел издали и, продолжая прохаживаться, медленно приближался. Подошел, кивнул, здороваясь, сел и двинул пешку. Две головы, одна лысая, другая седая, склонились над черно-белой доской.