- Товарищ лейтенант, - спросила, перегнувшись через борт кабины. - Вы знаете церковнославянский?
- Что? - не понял Богданов.
- Вы говорили с княжной и сотником на церковнославянском языке, - пояснила Лисикова. - На таком летописи писаны, я читала, - она вздохнула. - Понимала вас через два слова на третье. Где учили?
Богданов пожал плечами. В мединституте им преподавали латынь, все эти "мускулиси", которые он давно забыл.
- Я спросила у княжны, какой сейчас год? - продолжила штурман. - Ответила: шесть тысяч восемьсот восьмой от сотворения мира. Точно не знаю, тогда год считали то от марта, то от сентября, но по-нашему - тринадцатый век, самый конец.
- Это хорошо, что конец! - заметил лейтенант. - К нам ближе.
- Мне кажется, я сплю, - сказала Лисикова.
- Пощупай сапожки! - предложил Богданов. - Еще лучше - понюхай!
Лисикова обиделась, но не отстала.
- Может, это провокация? Немцы заманивают?
- Ага! - поддержал Богданов. - Специально для нас переодели сотню людей в кольчуги, научили их церковнославянскому языку... Два часа плывем, телеграфный столб видела? Или деревню? Дорогу, распаханные поля? Это мои родные места, до войны здесь каждый уголок ножками прошел. Деревня на деревне, все электрифицированные, густая сеть грунтовок. Где они? Трава не кошена, лес переспел, дома топят по-черному... Тринадцатый век!
- Как мы сюда залетели?
- Штурмана надо спросить!
Лисикова надулась.
- Как залетели, выясним, - сказал Богданов. - Поможем Проше и займемся.
- Я поняла, мы поддерживаем одну из сторон в междоусобной княжьей распре, - наставительно сказала Лисикова. - Правильно ли это? К лицу ли советским пилотам? В учебниках сказано: феодальные распри ослабили страну перед татаро-монгольским нашествием.
- Татары уже приходили! - сказал Богданов, вставая. - Теперь в Золотой Орде пьют кумыс, а князья им серебро возят на опохмелку. Не знаю, чему тебя учили, Лисикова, но здесь расклад иной. Сборск захвачен немецкими прихвостнями, тевтонский орден готовит поход. Дранг нах Остен! Как начали при Александре Невском, так остановиться не могут. Кресты на немецких самолетах и у нас тевтонские. Я буду на них смирно смотреть?! У себя бил гадов и здесь бить буду! Тринадцатый век или двадцатый - без разницы. Ясно?
Он забросил парашют в кабину, забрался сам и уснул. Разбудила все та же Лисикова.
- Товарищ лейтенант! - сказала жалобно. - Мне по нужде.
Богданов скомандовал кметам, плот пристал к берегу. Лисикова побежала в кусты, Богданов сошел размять ноги. И тут же схватился за кобуру: от дальних кустов неслись всадники. Присмотревшись, летчик успокоился - княжна.