- А сапожки? - встревожилась Аня.
- Сапожки можно, - уступил Богданов. - Скажем, купили.
- Я согласна! - сказала штурман. - Что говорить?
- Правду, только не всю. Сели на вынужденную в немецком тылу. Отказал двигатель. Ремонтировали... Сами не справились, местные помогали. Ну там кузнец... Починили, взлетели, вернулись.
- Перед взлетом прибежали немцы, а мы их - бомбами и с пулемета!
Богданов засмеялся:
- Тебе бы сказки писать! Или представления на ордена.
- Так мы ж воевали! - обиделась Аня.
- Спи! - Богданов потрепал ее по плечу. - Вояка! Завтра обсудим.
Он вернулся в кровать и завернулся в покрывало.
- Товарищ лейтенант! - послышался шепот. - Вы спите?
- Чего еще? - вздохнул Богданов.
- Вы хороший! Я знала, что вы герой, но теперь вижу, какой вы человек! Настоящий!
- Спи! - посоветовал Богданов.
Он завозился, устраиваясь поудобнее, и не расслышал тихих шагов за дверью. Шаги удалялись. Кто-то подслушал разговор...
Евпраксия, первенец князя Андрея, явилась на свет крупной, едва не убив родами мать. Княгиня долго болела, Евпраксию кормили мамки. Сразу две: одной для прожорливой девочки не хватало.
- Ишь, сосеть! - жаловалась мамка товарке. - Другую грудь даю, а все не уйметься. Кудыть ей?
- Нехай! - говорила другая. - Крепче будить!
Евпраксия, словно понимая, улыбалась мамкам беззубым, розовым ротиком. Те переставали ворчать и начинали сюсюкать. Красивая, полнощекая девочка вызывала умиление.
Вслед Евпраксии княгиня родила мальчика, который почти сразу умер, следующий и вовсе родился мертвым. Более княгиня не беременела. Князь Андрей горевал, но виду не показывал - любил жену. Евпраксия росла одна. Часто хворавшая мать не смотрела за ней строго, Евпраксия больше носилась во дворах, чем сидела в светелке. Во дворах бегали мальчишки: дети бояр, конюхов и кметов. Они играли в свои игры, девчонку не принимали. Евпраксия встревала. Непонятливую вразумляли тычками - у детей нет почтения к титулам. Княжна в долгу не оставалась. Вспыхивала драка. Евпраксия возвращалась домой с поцарапанным лицом и разбитыми губами. Мать ахала и укоряла дочь. Епраксия слушала, насупившись, назавтра все повторялось. Княгиня пожаловалась мужу, тот позвал дочь. Евпраксия предстала перед отцом в разорванной рубашонке, с синяком на лице. Князь, скрывая усмешку, долго рассматривал строптивую.
- Пошто дралась? - спросил строго.
- Они первые начали! - сказала Евпраксия, по-мальчишечьи шмыгнув носом.
- Хочешь быть с отроками?