— Да, но Вы ухудшали ситуацию, раздражая ее.
— Разве это не то, что делает его святейшество?
Грейс уставилась на него в сердитом замешательстве.
— О чем Вы говорите?
— Извините. — Пожал он плечами. — Герцог. Я не заметил, что он придерживает свой язык в ее присутствии. Я старался подражать.
— Мистер Од…
— Ах, я неправильно выразился. Он не является святым, не так ли? Всего лишь совершенным.
Она ничего не могла сделать, кроме как уставиться на него. Чем Томас заслужил такое презрение? По всем правилам именно Томас должен быть в мрачном настроении. Вероятно, он и был, что справедливо, но, по крайней мере, он уехал, чтобы выплеснуть свою ярость где–то в другом месте.
— Его милость, так его надо называть? — Продолжал мистер Одли, его голос не утратил ни грана насмешки. — Я не настолько необразован, что не знаю правильных форм обращения.
— Я никогда не говорила обратного. Могу добавить, что и вдова тоже. — Грейс раздраженно вздохнула. — Теперь весь день с ней будет тяжело иметь дело.
— Разве обычно это не так?
О боже, она хотела поразить его. Ясно, что для вдовы это было обычное состояние. Он знал это. Что мог он получить, высказываясь подобным образом, кроме усовершенствования своей столь бесстрастной и сдержанной личности?
— Сегодня она будет еще хуже, — вымученно произнесла она. — И я буду той, кто за это заплатит.
— Тогда прошу прощения, — сказал он и склонился в раскаивающемся поклоне.
Внезапно Грейс почувствовала себя неудобно. Не потому что она думала, что он дразнил ее, а скорее потому, что была почти уверена, что он был искренним.
— Ничего, — пробормотала она. — Это не Ваше дело, волноваться из–за меня.
— Уиндхема?
Грейс подняла на него глаза, так или иначе захваченная прямотой его пристального взгляда.
— Нет, — сказала она мягко. — Да, он беспокоится, но не…
Нет, он не беспокоился. Томас действительно присматривал за ней, и, более чем в одном случае, вступался за нее, когда чувствовал, что ее обидели несправедливо, но он никогда не придерживал свой язык перед своей бабушкой только для того, чтобы сохранить мир. А Грейс никогда и не мечтала о том, чтобы попросить его об этом. Или ругать его за то, что он сделал что–то не так.
Он был герцогом. Она не могла говорить с ним подобным образом, независимо от их дружбы.
Но мистер Одли был…
Она на минуту закрыла глаза, отвернувшись, чтобы он не мог видеть смятение на ее лице. Пока он был только мистером Одли, не намного выше нее. Но голос вдовы, мягкий и угрожающий, все еще звенел в ее ушах…
Если, конечно, это все еще его имя.
Конечно, она говорила о Томасе. Но тогда было верно и обратное. Если Томас не был Уиндхемом, то им