Настойчиво, не глядя на белый день, скрипела за окнами стая козодоев — вещунов смерти. Одного из воинов укусила заползшая в караулку гадюка. Он умер скорее от страха: для крепкого здорового человека этот яд не смертелен. Почти в то же время раскричались в поварне: волк утащил с противня горячую колбасу.
Нелепица — обхохочешься.
Однако волк действительно был. Уже на дороге за стенами, подкидывая ноги, волоча в пыли за собой неудобный груз, обернулся. Нагло усмехнулся всеми зубами. Почухался задней лапой, как блохастая шавка, перехватил поудобнее добычу и потрусил за пепелища.
Так было три дня.
К ночи же четвертого пришли командиры и сообщили свое решение. Мелден выслушал, душа гнев, вцепясь зубами в наруч. А когда они убрались, вырвав его согласие, обернулся и увидел на лежанке гладкую, жирную рыжую мышь. Мышь пялилась на человека и брезгливо трепала ремешок бахтерца. Рыцарь швырнул в мышь кубком. Тот угодил в стену, потекла струйка известки. Мышь, не особенно торопясь, скрылась в норе…
Мелден шел в подвалы замка, к его корням: если уж суждено уходить, то он оставит после себя память. Незримые обглодают до конца и тела мятежников, и их души. И тогда он спокойно возвратится в Сарт. Горе победителям!
Проехалась по прорытой за века полукруглой канавке тяжелая дверь. Открылась легко, без скрипа — службу знают.
— Приведите девку… которая получше, — бросил рыцарь через плечо.
Кнехты непристойно хрюкнули.
— Дык все… хорошие, — изрек Лапа, прозванный так и за силу ручищ, и за привычки.
Мелден не стал спорить. Вошел. Никто и под страхом смерти не шагнул бы за ним.
Рыцарь зажег огрызки походен в скобах, и рудый свет поплыл по клинкам ножей, воткнутых рукоятями в щели кладки, облизал закопченные стены.
Привели и втолкнули через порог девку. Лязгнули дверью — это, несмотря на тяжесть. Девка стояла перед Мелденом на коленках, скукожась, закрываясь волосами. Сквозь волосы и рвань, что на ней была, чернели синяки.
— Порченая, — пробормотал рыцарь. Брезгливо поднял за подбородок ее лицо. — Жить хочешь?..
Девка смотрела, не соображая.
— У тебя есть кто в яме? Мать, отец? Хочешь, чтоб выпустил?
Она сглотнула.
— Се-стра…
Рыцарь нажал пружину, и кусок стены отошел, из отвора пахнуло гнилью.
— Побежишь… туда… Так быстро, как сил достанет. Не останавливайся. Тогда отпущу.
Дурочка закивала. Встала на подгибающиеся ноги.
Он захлопнул за нею дверь и прислушался, ожидая, когда зажурчит в утопленных в стену стоках…
Нет ответа.
Глава 12
Тума сверзился с коня; подбегая, угодил ногой в котелок (на счастье, воды в нем оставалось немного, и она остыла) и не упал в костер лишь потому, что Велем заключил его в медвежьи объятия. Какое-то время Тума был в состоянии только пыхтеть и сипеть, но, наконец-то, выкрикнул: