— Хорошо.
— Точно?
— Дорогая Ева, — произнес Рорк тем спокойным и терпеливым тоном, которым он когда-то её покорил. — Разве мы с тобой уже не доказали друг другу, что нам с тобой не нужно всегда иметь одинаковое мнение обо всем? И разве это не было бы скучно?
— Может быть. — Напряжение отпустило её. — Мне так кажется. Я просто никогда не думала, что ты принимаешь подобные вещи так близко к сердцу.
— Наверное, в таком случае мне не стоит говорить, что если я умру первым, то планирую как можно чаще возвращаться и видеть тебя голой.
Как он и ожидал, губы Евы изогнулись в улыбке.
— Я буду старой, а сиськи отвиснут до пояса.
— Они у тебя не такие большие, чтобы так сильно обвиснуть.
Ева сжала губы и посмотрела вниз, словно желая это проверить.
— Вот тебе обязательно надо было это сказать? Ну что, у нас мир?
— Наверное, да, если ты подойдешь и поцелуешь меня. В качестве платы за оскорбление.
Она удивленно округлила глаза.
— Здесь нет ничего бесплатного, — усмехнулся Рорк.
Но она обошла рабочий стол, наклонилась и коснулась его губ своими.
В ту же секунду Рорк усадил её себе на колени. Ева знала, что он так сделает, ведь она слишком хорошо его знала, чтобы понять это, и сейчас она была в настроении потакать ему.
— Если ты думаешь, что я изображаю тупую секретаршу и по-дружески выполню…
— На самом деле, ты оскорбила меня несколько раз, — перебил он её. — А еще ты напомнила мне, что со временем станешь старой. Поэтому я должен воспользоваться твоими молодостью и активностью, а еще увидеть тебя голой.
— Я не собираюсь раздеваться. Эй!
— Ну, тогда почувствовать тебя голой, — исправился Рорк, когда его руки уже были под свитером Евы и ласкали её грудь. — Они такие славные, такие маленькие.
— Вот как? Я должна сказать тоже самое о твоей штуковине?
— Оскорбление за оскорблением. — Смеясь, Рорк скользнул рукой ей за спину, чтобы крепче держать её на месте. — Тебе придется долго извиняться.
— Тогда мне, наверное, лучше начинать.
Ева добавила напора в поцелуй и развернулась, чтобы оседлать его. Понадобится немного ловкости и энергии, чтобы принести глубокие извинения в рабочем кресле, но Ева была уверена, что справится с этой задачей.
Он заставлял её чувствовать столько разных эмоций, и все они были сильными и непосредственными. Голод, веселье, любовь, желание. Ева ощущала его желание, его ненасытность по отношению к ней, когда Рорк набросился на нее с поцелуями. Её тело наполнилось тем же желанием и голодом, когда он начал снимать с нее одежду.
Эта сложная женщина была его жизнью. Не только её длинное, красивое тело, но также разум и дух, заключенные в этой великолепной форме. Она могла восхищать и расстраивать, очаровывать и раздражать — и все это каким-то удивительным образом ставилось ему в противовес и дополняло его.