— Я боюсь тараканов, — сказал Дюпре.
Брук зажег фонарик и осветил вход в туннель.
— Та группа, о которой я вам говорил, прошла здесь днем, и их было больше двадцати человек, — сказал Брук. — А нас всего четверо.
— Трос, — сказал Конде. — Я не пойду, я страдаю клаустрофобией.
— Но в здании опаснее, чем в туннеле.
— Я где-нибудь закроюсь и подожду, пока не придут нас освободить. — Конде начал подниматься по лестнице.
— Опомнитесь, доктор. Там наверху — убийца, — закричал Дюпре.
Мне очень хотелось как можно скорее покинуть здание, но я вспомнил о Трехо, который лежал на втором этаже. И где-то там, наверху, был убийца.
— Я тоже останусь. Нельзя бросать раненого человека.
Брук и Дюпре, более заинтересованные в дополнительном спутнике, чем в моей безопасности, настаивали, чтобы я пошел с ними. В конце концов они уступили.
— Спрячьтесь в надежное место и забаррикадируйте дверь. Помощь скоро придет, — пообещал Брук.
— Дай Бог, — сказал Дюпре.
Брук пожал мне руку и пожелал удачи. Дюпре сделал то же самое. Неуверенными шагами они направились к туннелю.
— Да поможет вам Бог, Миро, — крикнул Брук. — Да поможет Он нам всем.
Голоса и шаги затерялись в глубине холодного туннеля. Я начал медленно подниматься по мраморной лестнице. Но уже через пару секунд я безотчетно ускорил шаги, и на третий этаж я поднялся уже бегом.
Я увидел Конде: он стоял на коленях рядом с Трехо. В правой руке он держал молоток, взятый из ящика. Тяжелая металлическая головка уже была готова обрушиться на голову моего друга.
Я набросился на Конде и сумел задержать его руку, но молоток все-таки опустился и ударил меня по лбу. На секунду я отключился; я упал на колени на ледяной пол и принялся лихорадочно соображать, пытаясь найти выход из создавшегося положения. Я знал, что сейчас последует второй удар. Преодолевая боль, я перебирал в уме возможные пути спасения. Когда я открыл глаза, Конде снова занес молоток над моей головой. В его взгляде не было ненависти, только разочарование; он неохотно приводил в исполнение приговор, который считал необходимым. Мой правый глаз был залит кровью, стекавшей с разбитого лба. Я отпрянул назад и уклонился от удара Конде. Я сам не помню, как вскочил на ноги. Спотыкаясь, я побежал к лестнице, что вела на пятый этаж; в два счета я взлетел наверх, спасаясь от одного убийцы, которого я хорошо знал, и приближаясь к другому, который пока не имел ни лица, ни имени.
Сначала мне показалось, что пятый этаж погружен в полную темноту, но потом я начал различать книжные горы и тропинки среди завалов бумажных папок. Из-за стекающей сверху воды бумажная масса превратилась в болото. Была светлая ночь, и лунный свет проникал сквозь грязные окна. Я шел вперед, не выбирая направления. До чего бы я ни дотрагивался, везде была мокрая бумага, расползавшаяся под руками; я ни разу не коснулся пола, я передвигался только по скользкому бумажному ковру. Раза три я поскальзывался и падал на колени в тошнотворные лужи.