Философия и гуманитарные науки (Сантис) - страница 96

— Вы были шпионом. Все это время, пока вы работали якобы на меня, вы служили моим врагам. Я не могу допустить, чтобы мое творение кануло в мир теней. Это я его создал — из кучи старых бумаг. Я его отец. Я хочу, чтобы Брокка жил.

Я услышал шаги и возбужденное дыхание. В комнате был еще кто-то. Я подумал, что, может быть, это Трехо пришел в себя, или Дюпре с Бруком вернулись и привели помощь. Зажегся фонарь, который ослепил Конде.

— Кто здесь? — спросил он.

Первый удар топором отрубил ему правое ухо, которое упало к моим ногам.

— Я — Брокка, — ответил голос.

Второй удар топора пришелся Конде прямо в лоб. Я услышал, как хрустнул череп. Конде умер еще прежде, чем его тело упало на пол. Не знаю, понял ли он в последний миг своей жизни, что его смерть явилась завершением его творения, родившегося в критических статьях.

Когда Конде свалился на пол, меня ослепил свет фонаря.

Мне удалось разглядеть человека, державшего в руке окровавленный топор; у него на голове была шахтерская каска с лампочкой. Я ничего не сделал, чтобы защититься. Я не произнес ни слова. Я ждал.

Ночной сторож шел сразу за мной и подсказывал, когда повернуть, когда подняться по скользкой бумажной горке. Если я мешкал, он подталкивал меня в спину топорищем. Один раз я услышал очень громкий шум, но так и не понял, где громыхнуло: поблизости или вдалеке.

— Оно рушится, — с удовлетворением проговорил мой провожатый. Я спросил, что это было; он не ответил.

Мы добрались до узкой лестницы, что вела на террасу на крыше.

— Поднимайтесь, — велел он и легонько ударил меня топорищем в спину. Я поднялся по лестнице и вышел на свежий воздух; вокруг виднелись какие-то освещенные здания, в окнах горел свет, но они были безлюдны. Я споткнулся о спутавшиеся кабели и оказался у знакомой двери. Ночной сторож сказал, чтобы я зашел внутрь.

В домике сторожа было две комнаты, ванная и кухня. Первая комната служила одновременно столовой и спальней. На столе стояли пустые консервные банки, бутылка вина, тарелка с остатками еды, лента апельсиновой корки. Пахло вареными овощами и гнилыми фруктами. У стены стояла узкая койка с мятыми и грязными простынями.

Ночной сторож подтолкнул меня во вторую комнату, где стоял письменный стол. На полу валялись бумаги и газетные вырезки. В углу стояла пишущая машинка, являвшаяся, как гласила бронзовая пластинка, собственностью факультета.

Мужчина толкнул меня в глубину комнаты и закрыл дверь. Поскольку лампочка у него на каске была единственным источником света, я оказался в полной темноте.