Но герцог уже не в силах был ни плевать, ни кашлять: под градом ударов он потерял человечье обличье. Кости, мясо, железные латы — все перемололось, все смешалось. Однако крови не было видно — вот ведь чудо какое! И когда, утомившись лупить дьявола, подмастерья остановились, чтобы малость передохнуть, из этого месива мяса, костей и железа донесся чуть слышный голос:
— Получай свои семь лет, Сметсе!
— Ладно, монсеньор, выдайте только расписку! — сказал Сметсе.
И дьявол выдал расписку.
— А теперь, ваша светлость, — прибавил Сметсе, — потрудитесь встать!
При этих словах — вот чудеса-то! — дьявол принял свой прежний вид. Он удалился с гордо поднятой головой, но, не соблаговолив взглянуть себе под ноги, споткнулся о молот, лежавший на полу, и позорно грохнулся оземь, носом вниз, чем рассмешил всех подмастерьев. Потом встал и погрозил им кулаком, но они засмеялись еще громче; он заскрежетал зубами и пошел прямо на них, но они ответили ему свистом; он замахнулся шпагой на низкорослого коренастого парня, но тот вырвал у него шпагу и разломал ее на три части; он стукнул кулаком по лицу другого парня, но тот дал ему такого здоровенного пинка, что он выкатился в дверь и растянулся на набережной, задрав ноги кверху.
Взревев от стыда, дьявол тотчас же превратился в багровый пар, подобный испарениям крови. И в ушах подмастерьев зазвучали тысячи веселых, насмешливых голосов:
— Кровавый герцог избит, повелитель топоров опозорен, властитель костров втоптан в грязь! Да здравствует Фландрия во веки веков! Фландерланд тот эуиххейд[24]
И раздались рукоплескания тысяч людей, и занялся день.
Глава четырнадцатая
О великой тревоге и глубокой печали жены Сметсе.
Сметсе отправился искать свою жену и нашел ее в кухне на коленях перед изображением святого Иосифа.
— Ну, женка, как показалась тебе его пляска? Не правда ли, было превесело? О, теперь наше жилище будут звать домом избитых дьяволов!
— Да, — покачала жена головой, — а также домом Сметсе, которого дьяволы унесли в ад. Ведь ты попадешь туда, я это знаю, я это чувствую, предчувствие меня не обманывает. Дьявол, который ушел намедни отсюда, был в военных доспехах. Это недоброе предвестие. Он вернется к тебе, но уже не один, а с сотнею тысяч чертей, так же готовых к бою, как и он. Ах, бедный мой муж! они придут сюда с копьями, шпагами, алебардами, пищалями, мушкетами. Они притащат сюда пушки, будут стрелять из них и разнесут в клочья и тебя, и меня, и кузницу, и подмастерьев. Горе нам! Они все сравняют с землей, и там, где стоит сейчас наша кузница, ничего не останется, кроме горстки ничтожного праха. И когда прохожие взглянут на этот прах, идя по набережной, они скажут: «Здесь покоится дом безумного Сметсе, продавшего душу дьяволу». Я-то после смерти попаду в рай, как я смею надеяться, но ты, муженек! Ох, этого горя не высказать словами! Схватят они тебя и потащат сквозь огонь, дым, серу, смолу, кипящее масло туда, в то страшное место, где несут наказание те, кто хотел бы порвать договор с дьяволом, но не получил помощи ни от бога, ни от святых. Бедненький муженек мой, милый мой дружок, знаешь ли ты, что тебе там уготовано? Ох-ох-ох! Тебе уготована такая глубокая бездна, что до дна ее добраться, все равно, что на небо взобраться, а ее поганые стены сплошь утыканы острыми каменьями, обломками копий, мечей, алебард — ужас до чего страшных! А какова эта бездна, известно ли тебе, муженек? В эту бездну грешники мчатся денно и нощно, — ты меня понял? — денно и нощно, денно и нощно, и каждый миг рвут их на части острые скалы, кромсают мечи, потрошат алебарды, и так — века и века.