Вообще вся система аргументации Солженицына, независимо от лукавых оговорок насчет его сочувствия страданиям евреев, полностью воспроизводит аргументацию погромной и мракобесной русской прессы конца XIX и начала XX века: еврейские погромы не реальность, а сильно раздутый самими же евреями «русофобский слух»; бежали евреи (сотни тысяч!) в Америку из царской России не потому, что спасали свои жизни, а потому, что их лишили барышей от продажи водки бедным русским; евреи не имеют никакой личной индивидуальности – все они (типичный образец расистского мышления!) некое единое целое: «еврейская энергия», «евреи умеют приспосабливаться», «еврейская страстность», «еврейская выживаемость», «неутомимая динамика евреев», «еврейский практицизм», «прирожденная мобильность еврейского характера» – таковы лишь некоторые, притом дословные, характеристики, которыми Солженицын наделяет в целом еврейскую общность.
В этом смысле, должно отметить, он – стопроцентный марксист, несгибаемый ученик бородатого Маркса. Ведь тот в своей беспримерной статье «К еврейскому вопросу» тоже представил евреев, где бы они ни жили, всех на одно лицо. «Какой мирской культ еврея? Торгашество. Кто его мирской бог? Деньги». Переведенная впервые на русский язык евреем Зиновьевым и восторженно встреченная автором предисловия к русскому изданию, юдофилом Луначарским (эталон интеллигентности в большевистской среде), эта статья трактовала «жидовство» как воплощение «духа эгоизма, наживы, сухой биржевой деловитости». Солженицын, надо признать, при всех своих инвективах все же более благосклонен к зловредному этносу, чем один из самых знаменитых евреев – обожаемый и почитаемый коммунистами всего мира Карл Маркс.
Мракобесный «Союз русского народа», по утверждению Солженицына, возник «от инстинкта народной обиды» (с. 405). Обида же возникла оттого, что «сплоченная еврейская масса проявляла непримиримую ненависть ко всему русскому». Ладно, мракобесы начала прошлого века могли пропагандировать вздор насчет сплоченности «еврейской массы» (хотя – что плохого и необъяснимого было бы в сплоченности гонимых ради выживания и самосохранения?), раздиравшейся уже и тогда политическими и социально-экономическими противоречиями и меньше всего напоминавшей некий единый монолит. Но лишь в воспаленных мозгах клеветников могла возникнуть мысль о «непримиримой ненависти» этой мифической массы «ко всему русскому».
Где, в каких сочинениях или действиях, не выдуманных, а подлинных, таковая хоть раз проявилась? Процитируйте же хоть несколько строк о «непримиримой ненависти ко всему русскому»… Пуришкевичи и Марковы могли, конечно, кричать все что угодно (они так и поступали), но не стоило ли историку Солженицыну отвергнуть эту ложь, а не цитировать ее без всяких комментариев – просто как «мнение», наряду с любыми другими?