На второй день, к вечеру, Людмила упала навзничь на траву, от росы уже мокрую, подняла глаза к небу и закричала птицей подраненной:
— Хозяин, сделай одолжение, остановись…
Леший вернулся на опушку, обернулся неказистым мужичком, каким привыкла ведьма всегда его видеть:
— Что, мать Яга, стряслось? Да ты совсем никудышная…
— Угу, — ведьма попыталась подняться, опять свалилась на землю. Глаза закрывались сами собой, и, уплывая в дрему, она жалобно попросила: — Отдохнуть мне надо, сил набраться. Меня не только Кащей, меня сейчас кто угодно плевком перешибет.
— Спи, спи, палку свою только брось, вцепилась в нее.
— Палку? Ладно, — счастливо прошептала Людмила, отключаясь.
Проснулась от негромкого разговора рядом. Потянулась, разминая затекшие мышцы, и прислушалась.
— Забавно… И что было дальше?
— Потом Дубыня захохотал, да так, что у меня шерсть стала дыбом, проговорил: — "Это я не могу стать кем угодно?" и превратился в маленькую мышку. Я мгновенно придавил её лапой, чтобы не убежала, глянул на посеревшего от страха Ванюшку и в один момент проглотил простодушного великана-людоеда. Так мой хозяин и стал владельцем Дубыниной крепости, любимым зятем царя, а я получил в подарок самые быстрые сапоги-скороходы. С тех пор хожу по свету, ищу, кому ещё моя помощь понадобится.
— А сейчас что без сапог? Все одно легче было бы по лесу шастать, — с уважением проговорил Леший.
— Прохудились слегка, чеботарю в починку отдал… — не моргнув глазом, выкрутился кот.
Тут уже Людмила не выдержала, расхохоталась во весь голос, в очередной раз поражаясь умению Баюна выкручиваться из любой ситуации. Интересно, о чем он ещё поведал простодушному Лесовику?
— Проснулась ведьма наша, — Леший оглянулся, — давно пора, светает уже. Как спалось?
— Как дома, — она выбралась из вороха сухого душистого мха, которым была укутана, как праздничная елка мишурой. — Благодарю тебя, лесовик, за заботу и ласку.
— За ласку зверя своего благодари, это он всю ночь тебя теплом своим грел.
— Баюнчик, чтоб я без тебя делала, — Людмила обняла за шею довольно сощурившего глаза кота. У нее всю усталость как рукой сняло, будто и не было накануне бешеной гонки по лесу.
— Как теперь пёхом пойдешь? — озаботился Леший, глядя, как ведьма достает из котомки (спасибо котофею, все сберег, до капельки, ничего не потерял!) бутылочку с мазью, втирает в ссадины и порезы. Она пожала плечами и охнула:
— Я ж обо всем на свете забыла, когда за тобой вдогонку помчались. Ступа треснула, но помело-то со мной, — Людмила полезла в кучу кукушкиного льна, которым укрывал её лесовик, покопалась там и, обескураженная, вернулась к Лешему.