Старик оказался удивительно сильным. Тётя Пол находилась рядом – Гарион знал это, даже не открывая глаз. От неё исходил присущий только ей запах, так что не узнать её в темноте было невозможно.
– Укрой его, – тихо сказал господин Волк тёте. – Пусть спит.
– Что случилось? – так же тихо спросила она.
– В городе был мерг – пришёл в лавку торговца пряностями; задавал странные вопросы и пытался дать мальчику энгаракский грош.
– В Верхнем Гральте? Ты уверен, что он всего-навсего мерг?
– Трудно сказать. Я ведь с трудом различаю мергов и гролимов.
– А монета где?
– Я успел подхватить её с пола и дал мальчику сендарийский грош. Если наш мерг – гролим, пусть последует за мной. Буду рад дать ему побегать.
– Ты уходишь? – почему-то грустно покачала она головой.
– Пора. Пока мальчик здесь в безопасности, нужно уйти за границу: есть кое какие дела. Если мерги начали появляться в таких богом забытых местах, мне становится не по себе. На наших плечах лежит тяжёлое бремя ответственности, и нельзя допустить хоть малейшую оплошность.
– Надолго покидаешь нас? – спросила тётя Пол.
– На несколько лет. Загляну кое-куда, повидаюсь кое с кем.
– Мне будет не хватать тебя, – мягко выдохнула тётя Пол.
Старик засмеялся.
– Становишься сентиментальной, Пол? – сухо заметил он. – На тебя не похоже.
– Ты знаешь, о чём я. Не подхожу, видно, для той задачи, которую ты и другие возложили на меня. Что я понимаю в воспитании мальчишек?
– Не беспокойся, всё в порядке. Не отпускай малыша и не впадай в истерику при некоторых проявлениях его характера: парень врёт и не краснеет.
– Гарион? – потрясённо охнула тётя.
– Он так здорово врал мергу, что едва не убедил даже меня!
– Гарион?!!
– И потом, он начал расспрашивать меня о своих родителях. Что ты ему говорила?
– Почти ничего. Только то, что оба умерли.
– Вот и хорошо, – заключил старик. – Не стоит говорить малышу вещи, которые тот не в силах осмыслить.
Беседа всё продолжалась, но Гарион вновь заснул, почти в полной уверенности, что видит сон.
Но на следующее утро господина Волка уже не было.
Времена года теснили друг друга: лето превращалось в осень, пылающие краски сменялись белым покрывалом, зима с ворчанием уступала место весне, а весна превращалась в жаркое лето. Шли годы; незаметно взрослел Гарион. Росли и другие дети – все, кроме бедняги Доруна, которому, казалось, предстояло всю жизнь оставаться тощим коротышкой. Рандориг поднялся, как молодое деревце, и был уже едва ли не выше любого обитателя фермы. Забретт расцвела так, что многие мужчины бросали на неё заинтересованные взгляды.